Марго Ланаган - Лакомые кусочки

С верхнего этажа по всему дому, готовому чутко уловить любое движение в душном воздухе, разносилось пение Бранзы. Чистый голос плыл, проникая в каждый уголок, точно волшебные чары, прозрачные дуновения магии, взмывал вверх и опускался, будто трепещущие на ветру шелковые ленты.

— Наконец-то! — Завидев Бранзу, Энни даже привстала. — Мы все уже сгораем от любопытства: что же твоя сестрица прячет в этом мешке?

Давит похлопал рукой по спинке гостевого кресла.

— Иди сюда, любимая, тебе — лучшее место.

— Разве твой подарок не для жениха и невесты? — Бранза пересекла гостиную и села в кресло.

— Нет, нет. Свадебный подарок вы получите от меня завтра. А это — только для тебя, просто я хотела, чтобы все увидели, каких успехов я добилась.

— У нас, поди, волосы дыбом встанут! — Старуха подалась вперед. Она сидела на самом краешке стула и не сводила глаз с шелкового мешочка.

Эдда не спешила продемонстрировать свой подарок. Зажав его в кулаке, она наклонилась к уху сестры и негромко спросила:

— Помнишь свой сон про волка? Он приснился тебе месяца два назад.

— О да! — с жаром воскликнула Бранза. — Откуда ты знаешь? — Сон был необычным и ярким, и еще несколько дней она с тоской и теплотой вспоминала его, но не рассказывала об этом никому, даже Давиту.

Эдда хихикнула.

— Это я наколдовала, сестричка! Сделала так, чтобы он тебе приснился. Это было нужно для моего подарка.

— Да ты настоящая чародейка! — удивилась Бранза.

Госпожа Энни удовлетворенно кивнула.

Бранза с опаской приняла мешочек из рук младшей сестры. По правде говоря, ей не очень хотелось вновь пережить те ощущения, которые она испытала во сне. Хотя чего бояться? Вот он, Давит, опустился на одно колено рядом с креслом. Когда он рядом, Бранзе ничто не угрожает. Что может помешать их завтрашней свадьбе, воспрепятствовать тому, что отныне Давит Рамстронг будет любить и защищать ее всю жизнь?

Бранза раскрыла мягкое шелковое устье.

— Этот мешочек сам по себе прелесть, — пробормотала она, — как и все штучки из Рокерли, в том числе и моя сестрица! — Бросив короткий взгляд на сияющую Эдду, Бранза вытряхнула на ладонь овальный серебряный медальон на цепочке.

Эдда перевернула медальон, и Бранза восхищенно ахнула: спереди в серебряный овал был вделан ромбик отполированного гагата, на котором поблескивала перламутровая волчья голова.

— Это же он, он! — выдохнула Бранза. — Что за мастер сумел так точно повторить его черты? Ты сама, с помощью волшбы?

— Нет, один человек из Рокерли. Он вырезает всяких животных. Я описала твоего волка. «Мне нужен такой же, как этот, — у резчика был образец из талькового камня, — только поднимите голову чуть-чуть вверх и придайте ему дружелюбный вид». По-моему, неплохо вышло, да?

— Прекрасно, Эдда, просто прекрасно! Мамочка, посмотри, вылитый наш Волк! Какое чудо! — Глаза Бранзы наполнились слезами; она почти увидела, как ветер на вершине Священного холма ерошит шерсть на загривке животного. Тронутая до глубины души, она прижала ладонь к сердцу.

— Резьба очень изящная, — согласилась Лига. — И хорошо смотрится на черном фоне.

Насладившись восторгом сестры, Эдда шепнула:

— Это еще не все.

— Не все? — испугалась Бранза.

Встревоженный Давит положил руку на подлокотник ее кресла.

— Открой, открой его! — возбужденно зашептала госпожа Энни. — Внутри медальона обязательно должно что-то быть!

— Да? — Бранза оглядела крохотный замочек. — Что ты спрятала туда, Эдда? Можно мне открыть и посмотреть?

— Не можно, а нужно! Я хочу видеть, как тебе это понравится, тебе и всем остальным.

Бранза мягко улыбнулась, видя сияющую от гордости Эдду. Ясные родные глаза, знакомые с самого младенчества, ничуть не изменились, несмотря то, что год вдалеке от дома прибавил сестре зрелости, в лице четче проступило благородство, а блестящие гладкие волосы были уложены в сложную прическу по моде чужого города. Возможно ли, чтобы Эдда одновременно была такой близкой и такой далекой? Будто загадочная иноземица, проехала она через город на своей породистой кобыле, но все равно осталась младшей сестренкой из детских лет Бранзы, егозой и щебетуньей.

— Ну же, Бранза, — поторопила Энни. — Я старюсь с каждой минутой. Так и помру, не дождавшись!

Непослушными пальцами Бранза нажала на защелку и открыла прелестный медальон.

Прекрасное видение окутало их, расцвечивая, меняя все вокруг. Семья Бранзы, Давит, Энни — все они исчезли вместе с комнатой, которая вобрала в себя весь лес, стала лесом. Человеческая речь сменилась пением птиц и поскрипыванием ветвей. Над головой Бранзы дугой изогнулась беседка, увитая плетьми роз с темно-зелеными листьями и нежными бутонами. Позади стояла избушка; даже не оглядываясь, Бранза знала, что домик подправлен, заново побелен, а по обе стороны крыльца раскинулись два куста, усыпанные цветами, белоснежными и огненно-красными, и ни один лепесток не тронут червоточиной или увяданием.

С замиранием сердцем Бранза двинулась вперед. Она угадала его приближение еще до того, как заметила мелькающий за деревьями мохнатый загривок, треугольник уха.

Волк выпрыгнул из-за кустов. Каждое его движение было до боли знакомым, и Бранза безошибочно видела, что лесного зверя переполняет радость. Дымчато-белая шерсть лежала гладкими волнами, волк широко раскрыл пасть, восторженно вывалил алый язык, булавочные головки зрачков чернели в обрамлении небесно-голубой радужки.

Подскочив к Бранзе, волк уперся передними лапами ей в грудь. Молодая женщина сквозь одежду почувствовала тяжесть животного, кожистые подушечки лап и кончики спрятанных когтей. Зверь улыбнулся Бранзе, дохнул теплом и лизнул в нос.

Она обняла животное так, как обнимала во сне. Босые ступни Бранзы ощущали мокрую траву и острые камни, под ее руками жило тепло волчьего тела, стук его сердца, выступы ребер и позвоночника, в ее ушах стоял его голос, влажное дыхание.

«Мой славный друг, — воскликнула она. — Сколько долгих лет ты скрашивал мои дни!» Бранза крепко прижимала волка к себе, погружая пальцы в густую шерсть на загривке, слушая его тихое поскуливание. Простая бесхитростная красота зверя, его преданность и постоянное присутствие рядом — стоило протянуть руку и дотронуться! — служили Бранзе единственным утешением. Как тосковала она по нему первые месяцы в реальном мире! Уже одно воспоминание о тех невыносимых днях заставило ее расплакаться в прекрасный мех на шее волка. Бранза плакала в своем видении, и хотя ее чистые слезы ручьем лились на волчью шкуру, они все же были призрачными, ненастоящими — не могли успокоить боль или промочить шерсть.

Потом слезы иссякли. Волк выскользнул из объятий Бранзы, приплясывая, покружил вокруг нее, освещенный лучами закатного солнца, потом отбежал к деревьям, вернулся, лизнул ее руку и снова убежал — резво потрусил по тропинке, которую оба знали до последнего камушка, до последней кочки. Тропинка эта вела в лес, к воде, холмам и лугам, в любое место, какое бы ни выбрала для прогулки Бранза.