Татьяна Патрикова - Тонкости эльфийской генеалогии

– И что это значит? – довольно резко бросил на это я.

– Не знаю, – покладисто подтвердил он мою догадку, – но я воспринимаю это так, что ты пытаешься переплавить одни чувства в другие. Обманываешь сам себя.

– Ты о чем? – я, действительно, не понял его в тот момент.

Но, конечно же, он бы не был тем Андреем, которого я знаю, если бы просто ответил мне на поставленный вопрос. О нет – он решил зайти издалека, и мне ничего не оставалось, как выслушать его теорию до конца.

– Ир, а у тебя друзья есть?

– С чего это ты вдруг спрашиваешь?

– Просто ответь.

– С чего бы им у меня не быть?

– С того, что я ни одного не знаю. Ты туеву кучу лет учишься в этом вашем университете, но, кроме Барсика, которым ты просто прикрывался, и Карла, который был для тебя скорее единомышленником, и не более того, мне больше и назвать некого. А говорить о том, что у тебя есть друзья среди других мерцающих – глупо. Когда ты кого-нибудь из них в последний раз видел? Не считая Ники, разумеется.

– Просто скажи мне, к чему ты клонишь.

– Просто подтверди мне, что все это время у тебя не было друзей.

– Я в них не нуждался.

– Но во мне нуждаешься. Поэтому я и говорю, что ты сублимируешь. Тебе кажется, что ты увлечен мной, но на самом деле мне не посчастливилось стать тем, с кем ты впервые в жизни захотел по-настоящему подружиться.

– Не посчастливилось? – безрадостно уточнил я, но он меня словно не услышал.

– Сам посуди. Тебе, да и мне тоже, кажется, что ты ревнуешь меня. Ты и ревнуешь, но не как к потенциальному возлюбленному, а просто как к другу, которого ты нежданно-негаданно обрел и теперь по-детски боишься потерять. Ты бесишься, когда замечаешь, что в моей жизни кроме тебя потенциально может появиться кто-то другой. Колокольчики и другие не в счет, ты умный и прекрасно понимаешь, что ты по сравнению с ними ко мне все равно ближе, а вот подружка или дружок – другое дело. Вот ты и бесишься на пустом месте.

– И к чему ты мне все это говоришь?

– Просто пытаюсь расставить точки над «ё», а вообще, – он сделал интригующую паузу и повернулся на бок лицом ко мне. В темноте мне была отчетливо видна его улыбка, – просто не спится.

– Ты ведь на Арене только так носом клевал! И еще совсем недавно чуть в обморок не грохнулся!

– А теперь разгулялся.

– Ладно. Даже если ты прав, что-то не припомню, чтобы я так сильно напрягал тебя своими попытками ухаживаний…

– О! А ты пытался за мной ухаживать?

– Для меня, если ты не в курсе, приятнее говорить так, чем употреблять эти ваше глупые жаргонизмы «подкатить» или «подъехать»! – возмутился я.

– Зато мне было бы понятнее, а то прозвучало так высокопарно, что я…

Он замолчал лишь потому, что я зажал ему рот рукой. Потом отпустил.

– Вернемся к первоначальному вопросу. Зачем ты мне все это говоришь, если я не настолько тебя достал? Или все-таки настолько?

Он завозился, подложил под щеку руку. Вздохнул и спросил:

– Скажи, тебе хотелось бы меня поцеловать или еще что-нибудь такое сделать?

На этот раз с ответом я не стал спешить. Захотел все взвесить. В чем-то Андрей определенно был прав. Мне было приятно находиться рядом с ним, было любопытно наблюдать, он был интересен мне как личность. С ним никогда не было скучно. И частенько я втайне от него гордился тем, что в чем-то приложил руку к его очередному успеху или откровению. И уж тем более мне льстило, и я не уставал это демонстрировать другим, что знаю о нем больше их всех. Наверное, все это попадает под определение дружбы и дружеской привязанности. И я даже понимаю, почему он спрашивает про поцелуи и все остальное. Остается только понять, есть ли у меня к нему то влечение, которое предусматривает наличие подобных желаний. Беда в том, что сейчас я, как и он, устал, и мысли в голове путаются. И, если подумать, во мне все еще живет память того мерцания – Ирины, девушки из их мира, которую по моей инициативе он представил родителям на дне рождения брата. Я помню его поцелуи: их вкус, их пылкость. И вопрос лишь в том, хочется ли мне их повторить?

– Мне было бы любопытно поцеловать тебя, – сказал я после долгого молчания, заметил, как на его лице мелькнуло странно выражение: не разочарование, а что-то схожее с недоверчивым недоумением, и я поспешил продолжить, – но острой потребности в этом я не испытываю.

Помедлив, Андрей все же улыбнулся, как человек, правильно разгадавший загадку.

– Вот видишь! Значит…

– Но это вовсе не значит, что мне будет приятно наблюдать, как ты водишь в наш дом всяких там странных личностей, толком тебе не знакомых, но вознамерившихся вытеснить меня из твоей постели. Так что и не мечтай!

– А если я заболею и умру?

– Это от чего же?

– От страшной штуки – недотрахит называется!

– Не переживай. Вот поедем в гости к Виттебрандам, развеешься.

– Куда поедем?

– К Ульке, говорю, в гости. Карл сказал, что родители колокольчиков решили отправить их всех в замок Аналой. Разумеется, с тобой и мной за компанию. А там, как раз на время каникул, выпадает местный праздник – День горючей воды, так что разгоряченных деревенских девчонок я тебе могу гарантировать.

– Вау! И ты даже будешь не против, если я уведу какую-нибудь из них на самый ближайший сеновал?

– Да хоть под ближайший куст! Только рад буду. Мы же друзья.

– Ир, а дай я тебя поцалую…

– Отвали, озабоченный! А вообще, поосторожней, то вдруг почувствую острую необходимость…

– Да ладно, – он счастливо улыбнулся мне и обнял, наверное, просто от переизбытка чувств.

Но я отчего-то испытал приступ какой-то совершенно незнакомой мне детской радости. И облегчение. Вот его-то во мне в тот момент было больше всего. Наверное, именно поэтому на общей волне я рискнул именно сейчас, в ночном полумраке, завести тот разговор, который после общения с Карлом решил отложить до завтра.

– Ты там как, спать еще не собираешься? – на всякий случай спросил я у него.

– Будешь смеяться, но теперь как-то и не хочется, – немного виновато пробормотал Андрей, разжимая объятья. Он даже слегка отодвинулся от меня, вжавшись спиной в стену. Сразу стало совсем не так уютно, поэтому, не долго думая, я сам придвинулся к нему, положив ладонь на краешек его подушки.

– Почему ты называешь университет «вашим», а не «нашим»? Все еще не отождествляешь себя с ним?

– С чего это ты вдруг…

– Карл считает, что мы все для тебя всего лишь игрушки. И я, и колокольчики, и другие тоже.

– Что ты такое говоришь?! – возмущенно начал он, но я перебил.

– Ты не воспринимаешь всерьез то, что творишь. Ты как ребенок, который дергает за все ниточки разом только для того, чтобы посмотреть, как дернется в том или ином случае попавшая тебе в руки игрушка.