Светлана Фортунская - Анна, королева. Книга 1: Дочь князя

— Ва! — воскликнул князь Варгиз, когда Аник — князь стал плохо видеть, и письма читала ему дочь — дошла до этого места, — воистину, мир перевернулся, если Тинатин такое думает и пишет!

К письму прилагался длинный список того, что необходимо было Аник взять с собою, буде князь отправит ее в школу. Платья, повседневные и нарядные, и белье, носильное и постельное, и обувь, и серебряные украшения, и много еще всего, и — мать Проклея настоятельно просила не забыть об этом, — женщина для услуг.

«Я знаю, как воспитываются девочки в нашей семье, и что служанка им не нужна, — писала она. — Но поверь, в волчьей стае воют по-волчьи; здесь необходимо соблюдать правила здешней жизни, от которой Красная крепость отстала лет на сто, не меньше. И предупреди свою дочь, чтобы она поменьше рассказывала о себе — внучке верховного князя совсем не обязательно знать, что дочь Варгиза доила коз. Я не считаю лишним это умение, но чем меньше здешние будут об этом осведомлены, тем лучше. Мы достаточно родовиты, чтобы позволить себе быть бедными, но это не повод для того, чтобы тыкать всем в нос нашей нищетой».

В этом месте письма уже Аник не удержалась от восклицания.

— Разве мы нищие? — возмутилась она, — мы же князья, наше княжество — одно из самых больших в стране, у нас есть серебро и золото в кладовых, как она такое говорит!

— Она права, к сожалению, — тяжело вздохнув, ответил князь. — Нет у нас серебряных рудников, как у Горгиев, нет золотоносных ручьев, как на земле князей из дома Арсака, и не торгуем мы ничем, как торгует Саркис и даже верховный князь. И земля наша — не плодородные долины, как у Баграта или у Атанаса, а горы, скалы и пустоши, и плодов этой земли едва хватает, чтобы прокормиться. И не продавали мы свою честь никому из властителей, и за кровь наших воинов, погибших в войнах короля Игнатия и короля Марка, мы не получали пени. Мы нищие, дочь моя, нищие князья на нищей земле. Но скажи мне — что ты думаешь о предложении твоей тетки?

— Я не знаю, — сказала Аник.

Уехать из дома, в чужой, незнакомый мир, в котором князья дома Варгизов — нищие, оставить всех, кто ей дорог, и жить вдали от родных гор и родных людей…

Но — и увидеть мир, столицу страны, может быть, верховного князя — ведь вряд ли украшения нужны, чтобы носить их в монастыре, — а вдруг встретиться и с самим королем Марком? На обратном пути из земли каптаров он обязательно остановится в Твердыне, иначе это будет неуважением ко всей горской стране, и уж наверное внучка князя Гориса должна будет представиться королю, и ее подруги вместе с ней.

— Да, я хочу, — сказала Аник. — Я хочу поехать. Можно мне будет взять с собой Уту?

— Лекарку? — князь нахмурился. — Она не нашего народа, и чем меньше ты будешь иметь с ней дело, тем лучше. Возьми Арвик.

— Арвик собирается замуж за Горди, — возразила Аник, — и грешно было бы разрушать ее счастье. К тому же, отец, — быстро добавила она, видя, что князь продолжает хмуриться, — мать Проклея пишет про женщину для услуг, служанку — разве горянка, пусть даже и самая бедная, согласится пойти в служанки?

— Тут ты права, дочь, — согласился князь. — Я не знаю, кого они держат в услужении там у себя, в Твердыне, но то, что ни одна из наших женщин не согласится называться прислугой, это правда. Ну, хорошо, бери кого хочешь.

Аник приехала в поселок шаваб под вечер, когда солнце уже клонилось к закату. Она не была здесь с того давнего времени, когда играли свадьбу Вардана и дочери Хейнца, и хорошо помнила чистые улочки, и цветы в палисадниках, и яркие расписные заборы. Чисто здесь было и сейчас — шаваб успели убрать и привести в порядок улицы, но краска облупилась с переломанных заборов, и перед домами не было цветов. Джоджо, сопровождавший Аник, сказал:

— Эти твари — они так ненавидят людей, что крушат и ломают все, что только пахнет человеком. Вроде бы зачем им цветы или заборы? А гляди, как постарались, все перепакостили…

Шла жатва, время уборки хлеба, и в поселке не было видно людей. Только в одном палисадничке девочка шаваб лет восьми пропалывала грядки. Увидев дочь князя, девочка встала с коленок и одернула запачканную землей юбку.

— Ты не подскажешь, где я могу найти дочь Волофа? — вежливо спросила Аник на языке шаваб.

Девочка смотрела на нее, вытаращив глаза, и явно не понимала, чего от нее хотят.

— Ты неправильно спрашиваешь, дочь князя, — проворчал Джоджо на горском. — У них так не говорят. Покажи нам дом Уты, лекарки, — обратился он к девочке на шаваб.

— Черной Уты? — переспросила девочка, — той, которая училась у старой Анны?

— Почему черной? — удивилась Аник, но добавила: — Да, да, ее.

— Я провожу вас, — сказала девочка и вышла из садика.

Ута жила на самом дальнем конце улицы, протянувшейся вдоль всего поселка. Дом ее родителей показался Аник беднее прочих — он был меньше и крыт соломой, а не черепицей, как другие дома шаваб.

— Вот, — указала девочка пальцем, — она здесь живет. Только вряд ли она дома, все в поле сейчас.

— Ничего, мы подождем. Спасибо тебе, девочка.

— Меня зовут Бертой, дочь князя. Ты лечила меня, когда мы жили в крепости, ты не помнишь?

Аник пожала плечами.

— Ты изменилась, Берта, подросла и похорошела, — сказала она, — вот я и не узнала тебя.

— А зачем ты ищешь Уту?

Аник начала сердиться.

— Это мое дело, — надменно сказала она. — Ты помогла мне найти ее дом, спасибо за это, а теперь иди и занимайся своими делами.

— Нет, я просто хотела сказать… А этот человек никому не расскажет?

Аник удивилась и еще больше разозлилась.

— Что за секреты? — спросила она. — Что за такое тайное хочешь ты сообщить мне, что сомневаешься в сдержанности моего спутника?

— Нет, просто я слышала — говорили женщины, и пастор тоже, новый пастор, что Ута — ведьма, иначе ей не удалось бы сделать то, что она сделала, и как она всех лечила, и что горцы ее называют госпожой, как ни одну взрослую женщину в поселке, и что ты — ты только не сердись пожалуйста! — тоже ведьма. Но я не верю, поэтому я тебе говорю все это. Ты добрая, а ведьмы добрыми не бывают, они продают свои души дьяволу и пляшут с чертями голые, а ты никогда не будешь плясать голая с чертями…

— Тьфу, ты! — сплюнул Джоджо в сердцах. — Воистину, нельзя водиться с этими дурными шаваб, такое сказать о дочери князя Варгиза, да поразит их всех сухота, этих балаболок!..

— Тише, Джоджо, — прервала его Аник, — мы обещали, что никому ничего не скажем. А Уте ты мне разрешаешь рассказать об этом, Берта? — спросила дочь князя у девочки.

— Если ты только не скажешь, откуда это узнала, — серьезно сказала девочка. — И тебе лучше встретиться с Утой где-нибудь в другом месте, чтобы вас никто не видел. Сейчас в поселке никого нет, кроме меня и еще детей, но они маленькие, они ничего не скажут. Но скоро придут люди.