Светлана Фортунская - Анна, королева. Книга 1: Дочь князя

— Ну, как там Иван с Евдокиею? Там у тебя младшая сестричка на подходе была, когда меня сюда… пригласили.

— Да, родилась, как раз когда я их навещал, — кивнул Балк. — Я к ним завернул по дороге в Серебрянку, на полдня всего. Этой осенью. Когда к тебе ехал, тетушка Ефимия. У меня к тебе письмо.

— От Евдокии? — Ефимия протянула руку.

Балк мотнул головой, отрицая.

— Я ведь из дому давно уже, только на побывку раза три приезжал, — сказал он, снимая зачем-то сапог. — Я королевичу Марку ровесник, и меня отобрали в королевичеву сотню, когда ему время пришло военному делу учиться. Так что я в Кириллове живу.

Ефимия напряглась. С городом Кирилловым было связано имя покойной королевы Елизаветы, и покойной Катарины, обвиненной в злом ведьмовстве. С этими двумя Ефимия была знакома, и очень хорошо.

Балк вынул из сапога стельку. Стелька была войлочная, толстая, прошитая суровой ниткой. Балк поискал глазами, взял со стола нож, поддел нитку, нитка легко поддалась.

— С Катариной мы дружили, — продолжал Балк, вытягивая нитку. — Она меня к тебе и направила, говорила, ты ей первой учительницей была… И письмо это — от нее.

Ефимия вздрогнула. Катарину к ней, к Ефимии, привела в свое время мать девочки. А было девочке едва ли шесть. В то время колдуний уже называли колдуньями, а не смотрицами, и бичующие братья вовсю проповедовали против колдовства. А у девочки был дар, проявившийся очень рано, испугавший мать и заставивший ее отказаться от дочери. Хорошо еще, что не бросила на дороге или в лесу. Ефимия воспитывала Катарину лет до двенадцати, а потом отвезла в Дан, к Анастасии, потому что талантом Катарина куда как превосходила Ефимию. Как сейчас думала старуха, Катарина превосходила и Анастасию, но та все же могла научить девочку лучше и бСльшему.

Девочка тогда смертельно обиделась на Ефимию, плакала, называла предательницей. А вот ведь — не к Анастасии, огранившей этот алмаз, а к ней, к Ефимии, прислала Катарина юного Балка и свое посмертное письмо.

Но — горько подумала она — может быть, это потому, что мы с Балком почти что земляки, и он меня знает или хотя бы обо мне наслышан.

А Балк уже протягивал ей смятый, грязный, продырявленный нитяной строчкой листок.

Ефимия взяла листок, но читать сразу не стала, а задумчиво глядела на юношу.

Тот сложил стельку, вложил в сапог, натянул сапог на ногу. Притопнул, чтобы сапог лучше сел. Все действия Балк производил обстоятельно, с расстановкой, как хороший мастеровой выполняет знакомую и любимую работу.

— Ты говоришь, вы были друзьями? — спросила Ефимия.

Балк покраснел.

Любовниками, поняла Ефимия. Что ж, Катарина в свои неполные семьдесят лет выглядела девочкой. Когда она, Ефимия, взяла в любовники молодого горского царя Давида, ей было немногим больше семидесяти.

— Ты не думай, тетушка… — начал было Балк, но Ефимия прервала его:

— Я ничего не думаю! — и поднесла к глазам письмо Катарины.

Чернила местами расплылись, на сгибах листок потерся, дырки опять же — Ефимия читала письмо с трудом. И с ужасом. По коже бежал мороз, это не был холодок предсказания, спонтанного пророчества, нет, это был мороз предвидения, продиктованного логикой и здравым смыслом. Ефимия прочитала письмо дважды, потом подняла глаза на Балка. Юноша задумчиво смотрел на свечу. Глаза его прятались в тени, пляшущее от сквознячка пламя свечи освещало только подбородок. Упрямый подбородок, подумала Ефимия.

— Подпись какая-то бледная и неразборчивая, — пробормотала Ефимия. — Ты знаешь, что в этом письме?

— Я его писал, — отозвался юноша, переводя взгляд на Ефимию. — Она диктовала, а я писал. Ей уже было очень плохо тогда, ее рвало все время. Она с трудом подписала, поэтому так неразборчиво. Это было ночью, а на рассвете она умерла.

— Ты мне должен что-то рассказать?

— Да.

Он помолчал, потом начал медленно, как бы нехотя, и понизив голос:

— Они сговорились, бахристанка и епископ. В королевском саду, в Кириллове, во время траура. Собрать всех… — он замялся, но все же сказал: — …ведьм в одном месте, настроить против народ, обвинить в чем-нибудь злом, тогда они еще не придумали, в чем, отлучить от церкви. А потом, через время, истребить всех одним ударом. Бахристанка даже сказала «выжечь». Через какое время, они не говорили.

— Опасное письмо, и опасное знание, — сказала Ефимия. — Если это правда…

— Это правда, — прервал ее Балк и горько хмыкнул. — Это я подслушал тот разговор, нечаянно. В карауле стоял, в саду. Между прочим, долг свой нарушил…

Ефимия задумчиво кивнула. Воин караула не имеет права разглашать случайно услышанные разговоры. Но и не рассказать Катарине о подслушанном Балк не мог. Если только это правда. Если только не подослали этого красивого и обаятельного юношу злокозненная Мариам со злобным Астафием.

Ефимия не обладала талантом правдовидицы. Это толстушка Наталия, соседка Ефимии, могла отличить правду от лжи по, как она говорила, цвету слов. Как можно определить цвет на слух, Ефимия не понимала. И посвящать Наталию в эти дела она не хотела. Если Балк подослан, то пусть пострадает она одна, Ефимия, никчемная, бездарная и никому не нужная старуха.

— Почему ко мне? — спросила Ефимия. Балк непонимающе посмотрел на нее.

— Почему ко мне? — повторила она. — Почему она послала тебя ко мне, а не к кому другому? Не к Анастасии, к примеру.

Балк пожал плечами.

— Она часто тебя вспоминала. Она говорила, ты мудрая. Мне кажется, она тебя очень любила.

Балк встал.

— Я пойду, пожалуй. А то я еще хватятся. Я никому не сказался, как ты понимаешь…

— Сядь! — велела Ефимия. — И слушай.

Балк повиновался.

— Я уже говорила, что это знание опасно, — размеренно начала Ефимия. Она решила вести себя так, как если бы все было правдой — и письмо подлинным, и юноша честным. — И ты очень рискуешь, ты ходишь, можно сказать, по краю пропасти. В королевском дворце, на виду у Мариам…

— Так ведь никто ничего не знает, — возразил Балк. — Мы с ней одни были, а письмо я сразу спрятал, едва чернила высохли…

— И про вашу… дружбу никто ничего не знает? — вкрадчиво спросила Ефимия.

— Ну, — он замялся. — Мы вообще-то старались прятаться.

— Милый ты мой, эти дела не утаишь! Да еще в королевском дворце. Я больше чем уверена, что на ваш счет сплетничала каждая служанка, да и каждая придворная дама тоже. И королева Мариам прекрасно обо всем осведомлена.

Балк покраснел еще гуще.

— Ну осведомлена, наверное… Ну и что? Мало ли…

— Мало, — твердо сказала Ефимия. — Сомневаюсь я, что у Катарины было много близких друзей. Кроме тебя и покойной королевы Елизаветы.

— Да и не было, — согласился Балк. — И королева в последнее время все хворала, потеряла речь и память, так что…