Андрей Завадский - Вечная Вдова

- Магнус, наш правитель, никогда не позволил бы безнаказанно творить подобное непотребство в своем уделе, - продолжал напирать Ратхар, мрачно сверкая глазами. Он стал думать в этот миг о погибшем лорде как об одном из самых близких людей, по-новому восприняв его смерть, достойную того, чтобы быть воспетой в балладах.

- Рыцарь Магнус, отправляясь в поход, оставил на хозяйстве своего эконома, - усмехнулся одними губами Олмер. - Тому нет дела до творящегося вокруг, да и нет у него права вершить суд, ведь это лишь слуга. А когда пришла весть о вашей гибели, сюда тотчас явился Ярис, дядюшка нашего господина, возжелавший прибрать к рукам феод. Я ходил к нему, и наш новый лорд даже соизволил выслушать мою жалобу, после чего велел убираться и не оскорблять его слух никакими просьбами.

Ратхар глухо зарычал, до боли стиснув кулаки, так, что ногти впились в ладонь до крови. Когда настоящие рыцари, достойные называться так не по праву рождения, а по духу, гибнут вдали от родного дома, сдерживая жестоких врагов, никто даже не думает о том, чтобы защитить их подданных, относясь к людям, как к скоту.

- Ты знаешь, Олмер, я любил Хельму, любил всем сердцем, и я не позволю оставить ее смерть безнаказанной, - решительно произнес юноша. - Я сейчас же направляюсь в замок лорда, и потребую от нашего нового правителя найти и со всей суровостью наказать тех, кто отнял ее жизнь. Я сражался под знаменами Магнуса, мы бились с ним, спина к спине, и этого чего-нибудь да значит.

Оба они, молодой и старый, вспоминал и в эти мгновения об одном и том же человеке, девушке по имени Хельма. И каждый винил себя в том, что ее остывшее тело под монотонное бормотание жреца, явившегося из господского замка, обвили саваном и опустили в землю, в том, что живой человек обратился в каменное надгробие, единственное, что служило теперь напоминанием о том, что когда-то она существовала, не будучи лишь грезами охваченных горем людей.

И Олмер и Ратхар, таясь друг от друга, терзались мыслью о том, что быть каждый из них рядом с Хельмой в тот роковой день, окажись он рядом, когда девушка встретила чужаков, пришедших в окрестные леса из неведомых краев с неведомой целью, то все случилось бы иначе. Насильники, ради собственной услады способные отнять чужую жизнь без малейших колебаний, не посмели бы даже прикоснуться к Хельме, и та, как ни в чем не бывало, вернулась бы домой, чтобы, как делала всегда, разжечь очаг и поставить на огонь горшок с ароматной, наваристой похлебкой, а после трапезы слушать неспешные наставления и просто облеченные в слова воспоминания свого отца, которого она любила, как только дитя может любить собственного родителя.

- Я добьюсь справедливости, - сверкая глазами, выдававшими бушевавшую в груди его бурю чувств, самых разных, от вселенской скорби до неодолимой ярости, как прежде, на постоялом дворе в Лагене, ил еще раньше, среди холмов на берегах Эглиса, молвил Ратхар. - Те, кто отнял у тебя дочь, Олмер, будут наказаны, чего бы мне это ни стоило.

- Ты не найдешь ни защиты, ни сочувствия у нашего нового господина, - тихо произнес старый охотник. - Там никому нет дела до нас, поверь. Все за этими серыми стенами очарованы золотом, и более ни о чем даже е задумываются. Оставь эту затею, ибо не добьешься удачи, как не добился ее прежде сам я.

Но Ратхар был непреклонен, твердо решив искать справедливости у того, кто ныне стал владетелем этих земель и его самого, Ратхара, полноправным господином. Еще не пришедший в себя от вести об утрате, юноша был готов в этот миг на все. если нужно идти на аудиенцию к лорду, кто бы ни был им, он пойдет. К королю? Что ж, Ратхар был готов отправиться и в далекий Фальхейн, лишь бы знать, что это принесет хоть какую-то пользу. Юноша, сердце которого обливалось кровью, не страшился ничего, готовый разрушить любую преграду. Он не смог, не сумел защитить свою любовь, но право на месть его никто не смел лишить.

И все же, прежде чем направиться в замок, тая надежду, что его нынешний хозяин снизойдет до того, чтобы принять простого солдата, Ратхар не мог не зайти домой. Возможно, там уже простились с ним, и юноша обязан был увидеть своих родителей, дабы хоть им доставить радость.

Гонец, прибывший с севера, появился в Селькхире два дня назад, принеся скорбную весть. Точнее, он направился не в селение, но в замок. Однако не прошло и часа с того мгновения, как всадник, запыленный, уставший, на измученном долгой скачкой жеребце, едва не падавшем замертво, исчез за воротами твердыни, как вся округа знал, какие известия принес он. И во многих домах раздались истошные рыдания женщины и сдержанные вздохи мужчин.

В поход отправились три десятка воинов, большей частью из числа крестьян, призванных своим лордом под оружие. Они ушли в дальний края, чтобы вернуться победителями, героями, но ни один не вернулся, и только уставший гонец мог поведать об их участи.

Их было, кому оплакивать, этих воинов, по большей части еще весьма молодых, полных сил, задора и веры в себя. У каждого из ополченцев, а именно они и составили в основном отряд, сопровождавший Магнуса, были матери и отцы, сестры и братья, а некоторые успели обзавестись и женами. Дружинники лорда, наемники, закаленные бойцы, обитавшие в самом замке, не спешили обзаводиться семьями, но едва ли у кого-то из них не нашлось бы женщины из замковой прислуги или соседнего села, что согревала бы постель этим суровым бойцам. И потому, стоило только вести, принесенной гонцом, разлететься по округе, очень многие облачились в траур, уверившись в том, что те, кто был им дорог, больше не вернутся, не переступят порог родного дома.

Тем больше было удивление односельчан, когда в Селькхир вошел уверенной походкой Ратхар, один из тех, по кому лили слезы родные, еще не свыкшись с навалившимся на них горем. На юношу смотрели с изумлением и испугом, принимая за призрака, не веря, что он жив. А Ратхар, не обращая внимания на удивленные взгляды и брошенные в спину слова древних наговоров против видений и духов, приблизился к родному дому, без стука распахнув дверь.

- Ратхар, сынок, - женщина, что несла кринку с молоком, на мгновении застыла, увидев вошедшего в горницу юношу, а затем, узнав его, выронила сосуд, разбившийся, забрызгав все кислым молоком, и бросилась на шею своему сыну. - Сыночек, живой! Ты вернулся!

Мать, уже смирившаяся с тем, что ее ребенок больше не переступит порог, пав в никому не нужной битве в забытом всеми богами краю, не верила своему счастью. Она не смела надеяться, что гонец, принесший скорбное известие, мог ошибиться, приняв, как должное, мысль о том, что ее мальчика, ее кровь и плоть, склевали вороны, ибо некому было даже предать земле его тело. И вот он стоит здесь, перед ней, живой, здоровый, как ни в чем не бывало. И пусть иней седины осыпал его чело, но это все неважно, если дитя, с которым она уже попрощалась, вернулось в родительский дом вопреки всему.