Олег Микулов - Закон крови

Как всегда, навстречу ему выбежал племянник:

– Дрого, Дрого! А я убил вyppa ! Он в стойбище залез – и к нам! А я его – р-р-раз!.. – кричал Ойми, размахивая коротким дротиком (Дрого смастерил, как настоящий, даже наконечник есть, такой, как у больших, только маленький).

– Ну, молодец! – Охотник хлопнул племянника по плечу, как мужчина мужчину. – Тихо, тихо! Это не вурр , это бурдюк с водой! Не коли, а то превратишь меня в ледышку.

Нага, Ойми и Аймила. Вдова погибшего брата и ее дети… Они совсем свои, всегда рядом. Теперь – самая близкая родня (сестры остались там, далеко). И отец, и мать помогали Наге как только могли. Он, Дрого, тоже.

В пути – то поможет тащить волокушу (последние дни и вовсе в две руки тащили: отец распорядился), то племянника подхватит на плечо. Вот только долго нести не мог: он хоть и мужчина, да еще растущий, а Ойми тяжел. Зато на привалах и ночевках (они все теперь и устраивались как одна семья) дядя и племянник были неразлучны. Свободен Дрого – идет игра: дядя – тигролев или сам вурр, племянник – бесстрашный охотник, гордость Рода детей Мамонта. («Ох! А палка-то порой пребольно колется!») Или: они вдвоем вместе выслеживают Врага… «Как папа!» – пробормотал однажды Ойми, почти про себя. В тот раз Дрого с такой силой вонзил свой дротик в воображаемого Врага, что пришлось делать новый – даже наконечник сломался! Да что скрывать? Дрого подчас увлекался игрой не хуже Ойми…

Ну а если у дяди какое-то дело, Ойми и тут не отстанет (если можно, конечно): Дрого за дровами – и Ойми хворост несет, немного, быть может, а все помощь! Когда же сил не стало ни на игры, ни на дела, – племянник быстро все понял. В походе не просился на руки, а на привале подсядет рядом, спросит: «Очень болит? Давай полечу!» – и ладошками над ногой водит, бормочет что-то себе под нос, словно колдун…

Все было бы неплохо (насколько это вообще возможно, когда погиб муж и отец… и твой брат!). Но чем дальше, тем больше мучил Дрого один вопрос. И наконец он не выдержал. Улучив минуту, когда они остались с отцом наедине, спросил:

– Отец, по нашим обычаям мужчина берет жену покойного брата своей второй женой. Значит, я должен жениться на Наге, так?

Арго задумался – всерьез, хотя и ненадолго, – и ответил:

– Не так. Мужчина может взять второй женой вдову своего брата. Может, но не обязан. И потом, я ни разу не слышал, чтобы вдову брали первой женой. Ты же еще не женат вовсе.

У Дрого отлегло от сердца. Он будет и впредь заботиться о Наге и ее детях. Но… не как муж!

Уже на краю стойбища дядя и племянник столкнулись с мужчинами, возвращающимися с охоты. Удачной охоты, – отметил Дрого с первого же взгляда.

– Ха! Смотрите-ка: Дрого – хромой водонос! Чего это ты?

(Каймо. На плече – голова северного оленя, стало быть, его удар.)

– Нага нездорова. И Аймила. Небось не переломлюсь.

– Ну-ну.

Усмехнувшись, Каймо направился к своему жилищу. Уже миновав его, Дрого услышал традиционное: «Женщина, возьми нашу долю!» – и невольно обернулся…

Туйя. Нет, никому не принесла счастья их необычная свадьба, не все надежды сбываются! После набега Серых Сов Каймо день ото дня становился все мрачнее и мрачнее. Почти не разговаривал, только «да», «нет», а с Дрого так и вовсе молчал. Впрочем, и сам Дрого не стремился общаться со своим бывшим приятелем. Да и не только Дрого. О том, что случилось вдали от стойбища во время долгой ночи и нетающего снега, сыновья Мамонта так и не узнали. Большой Совет и то, что случилось после! Осудить Каймо за это могли только самые мудрые, да и то лишь в своем сердце. В начале их изгнаннической тропы он вел себя как должно – не лучше и не хуже остальных, а когда появилась Туйя, другие охотники, особенно те, кто помоложе, стали было смотреть на Каймо даже с завистью и уважением: в конце концов, за никчемным не побежит девушка из своего дома, от своей родни невесть куда. Если уж все бросила, значит, жених того стоит!

Но после той злополучной ночи отношение к нему переменилось. Не в том дело, что не выскочил вовремя, не вступил в схватку: она длилась недолго, а от молодой жены не вдруг оторвешься, это понимают все. Но настоящий мужчина не смеет стоять под градом насмешек, не бросив вызов обидчикам! И если потом ему не пришлось вынести худшего, но уже от своих, то лишь по одной причине: на тропе, выпавшей на долю детей Мамонта, дорог всякий человек, и любые свары и раздоры должны пресекаться изначально.

Каймо же, похоже, в случившемся винил кого угодно, только не себя. Вуул заметил однажды, в ответ на поджатые губы и очередное односложное «нет»: «На кого ты дуешься? Ты что, совершил великий подвиг, а кто-то украл у тебя славу?» Но в ответ последовало только презрительное молчание.

Но и это бы ничего – его дело. Другое не нравилось. Туйя. Конечно, она не жаловалась никому. Но не может быть у счастливой жены, наконец-то нашедшей своего любимого, своего долгожданного мужа, такого взгляда – отрешенного или опущенного долу, таких горьких складок у губ, такой неуверенной поступи… На тропе, в походе можно было бы думать – от усталости, от тягот, от тоски по своему жилью. Но здесь, на зимовке, Дрого убеждался все больше и больше: Туйя несчастна, и виной тому не она! Даже сейчас, почему Туйя надвинула свой капюшон чуть ли не на нос, так что и глаз не увидеть? От холода? Эх, Каймо, Каймо!..

И невольно приходили на память слова, что прошептал ему Айон, отец Туйи: «Приглядывай за моей дурой. Позаботься, если что». Только как это сделать? Даже вождь в семейные дела не вмешивается.

А вот и вход в его жилище. Откинув полог, Ойми первым шмыгнул внутрь:

– Мама! Мама! А мы с Дрого воду принесли!

– Вот хорошо, что дяде помог!

Полулежа, завернувшись в медвежью шкуру, Нага кормила Аймилу.

– Нага, ты как?

– Жарко. Наверное, хонка подкралась!

Голос хриплый, совсем не похожий на прежний, и глаза больные.

– Не бойся, нет. Колдун сказал: это лишь ветер. А хонку не пустим. Сейчас я согрею питье.

Нага улыбнулась и зашлась в кашле, отводя лицо от дочери.

Дрого откинул капюшон и потряс головой, отгоняя ненужные мысли. За дело!

Прежде всего он установил полные бурдюки в специально вырытые в полу ямы, обложенные шкурами и лапником, чтобы не дать воде затвердеть, плеснув предварительно в долбленую деревянную колоду, примерно на треть ее объема. Подошел к очагу. Огонь сердится, грозится уснуть. «Потерпи, сейчас покормлю, прежде только камни возьму!»

Дрого выкатил из огня несколько камней, с помощью палки и куска шкуры перебросил их, один за другим, в колоду с водой. Поднялся пар. Пока вода грелась, дядя и племянник вдвоем покормили очаг. Затем Дрого снова подошел к колоде. Вода поднялась почти до краев. Горячая. Он бросил туда травы, оставленные Колдуном, и зашептал заклинания. Деревянной миской зачерпнул варево, подал Ойми: