Дмитрий Скирюк - Осенний Лис

— Ну помогите же, что ли!

Иваш вдруг захихикал самым глупым образом, а затем и вовсе расхохотался. Жуга присел на колени, ухватился за древко и одним быстрым движением выдернул стрелу. Жалобно тренькнули струны. Рифмач дернулся от боли, зашипел, рванулся было сесть, да вовремя одумался и остался лежать. Схватился за ремень и потянул к себе лютню.

— Лютню сволочи! — взревел он. — Лютню пробили!

Иваш от смеха начал икать. Даже Жуга не выдержал и улыбнулся.

— Новую купишь, — сказал он.

— Лютню?! — взвыл рифмач.

— Ну не задницу же! Считай, что дешево отделался: похромаешь с месяц, и всего делов-то… Ну-ка, повернись. Иваш, свяжи покамест того… Да осторожней там с мечом-то!

Иваш кивнул, поймал брошенную травником веревку и ушел. Бинтуя рану рифмача, Жуга поймал себя на мысли, что Вайде и впрямь удивительно, просто невероятно повезло — плохой прицел, нетвердая рука, слабый лук и гладкий, без зазубрин наконечник — все вместе, плюс послужившая щитом лютня привели всего лишь к легкому ранению. Кончив возиться с раной рифмача, он встал и осмотрел кусты, неподалеку от которых и подстрелили Вайду.

— Чего ты увидел-то? — спросил он. — Зачем звал?

— Вон там, — кривясь и морщась, махнул рукою тот. — Да ты сам поди, взгляни.

Жуга раздвинул плотные колючие заросли, недобро хмыкнул и поджал губы — заросшие травой и кустарником, там выстроились в круг шесть груботесанных камней. Еще один, самый большой, стоял в его центре, мягко мерцая в темноте.

— Час от часу не легче… — пробормотал Жуга и шагнул вперед.

Некоторое время два странника молча стояли у дольмена.

— Оно светится, — осторожно потирая свою рану, вполголоса сказал рифмач.

— Я вижу, — кивнул в ответ Жуга. Обошел камень кругом, потер рукой подбородок. — Странно…

Он протянул руку, и мерцающее белое пламя алтаря как паутина потянулось вслед за растопыренными пальцами. Тонкий и противный писк возник в ушах и исчез за гранью слышимости, браслет травника остервенело замигал, сбрасывая лишнее волшебство. Жуга нахмурился, растер мгновенно занемевшую ладонь, вылез из кустов и направился к лежавшему без памяти солдату, рядом с которым, с веревкой в руках в нерешительности переминался Иваш: меч на руках пленника не желал распрямляться, да притом еще — зарылся в землю рукоятью, видимо, на случай внезапного бегства. Впрочем, Жуга не особенно удивился бы, даже если б Хриз пустил корни. Корней, однако, у меча не оказалось, и клинок, почуяв руку травника, мгновенно развернулся узкой пружиной и послушно скользнул в ножны.

Иваш, оторопело раскрыв рот, таращился то на меч, то на его владельца. Сглотнул и потер ладонью полосу на шее.

— А… Это…

— Ну, чего уставился? — сказал недовольно Жуга, кивнул на лежащее тело, буркнул: «Вяжи»— и зашагал обратно к каменному кругу.

Вайда между тем уже самолично исследовал найденный алтарь — опасливо тыкал пальцем в холодный камень, после чего долго тряс рукой и ругался.

— Колется, — пожаловался он.

— Я знаю. Отойди.

— Почему он горит?

— Кто-то не закончил колдовство.

Травник долго стоял, закрыв глаза, затем вдруг зашептал. Короткие отрывистые фразы, казалось, целиком состоящие из междометий и восклицаний. Вайда почувствовал себя неуютно и поспешил отойти подальше от камней, но поднял взгляд и замер, где стоял.

Светящийся туман над камнем в центре заклубился, вытягиваясь вверх и постепенно обрисовывая контуры неясной человеческой фигуры, облаченной в долгополый плащ. Рифмач почувствовал, как им овладевает паника; Жуга же остался недвижим, даже меч из ножен не вынул. Фигура между тем утратила прозрачность, проступили черты лица. Пришелец встряхнулся, огляделся по сторонам, мягко и бесшумно спрыгнул с алтаря на землю — колыхнулся рваный серый плащ — и зашагал прямиком на Вайду через луг. Рифмач попятился, поднял руку, чтоб перекреститься, но споткнулся, упал и тут же взвыл от боли в простреленной заднице.

— Ай, чтоб тебя!

Пришелец же, не обращая на него ни малейшего внимания, неощутимо, словно облако прошел сквозь лежащего поэта и неторопливо двинулся к дороге, становясь по пути все бледней и прозрачнее, а вскоре и вовсе исчез. Совсем. Даже пыли не осталось. И алтарь погас.

Вайда поскреб в затылке.

— Ну, дела! — Он посмотрел на травника. — Кто это был?

— Не узнал? — устало отозвался тот. — Стрелы ловить меня заставлял. Помнишь?

— Ах, черт. А ведь верно… Как ты это сделал?

— Похоже, он пришел сюда. Недели две тому назад. Откуда — я не знаю, но ты видел, как. А кто-то, может даже — Роджер, тоже захотел взглянуть, как это было, да видно, не успел. Попал в засаду. Я просто сделал видимым…

— Эй, Жуга! — окликнул травника Иваш. — Тут этот, связанный который, оклемался. Чего с ним делать-то?

— Тащи сюда.

Подгоняемый тычками в спину, пленник подошел и встал, пошатываясь. Глаза его бегали. Был он худ, даже костляв, с бледным, почти безбровым лицом, заросшим однако на удивление густой бородой. На виске неровной струйкой запеклась кровь.

— Звать как? — сухо спросил травник, смерив подошедшего взглядом.

— Радован, — ответил тот. Говорил он глухо, словно бы куда-то в бороду.

— Где лошади?

Тот мотнул головой в сторону кустов.

— Дорогу в замок знаешь?

— Знаю.

— Проведешь нас туда?

— Никак не можно, — пленник шмыгнул носом. — Потому как охраны много… И вообще…

— Ты чего задумал-то, а, Жуга? — спросил рифмач. — Или совсем с горя умом тронулся? Чего мы сделать-то сможем, если даже внутрь и попадем?

— Не знаю, — вздохнул Жуга. — Одна осталась ниточка, — помолчав, добавил он. — Если они живы, то их ведут в замок. Может, еще успеем догнать, тогда и размотаем весь клубок.

— Ага, — угрюмо бросил Вайда. — Или захлопнем мышеловку… в которую сами же и залезем.

Травник поднял голову.

— Я не мышь, — сказал он. — Я Лис.

Первым делом все трое переоделись, содрав одежду с убитых стражников. Пришлось помучиться — у двоих она была безнадежно испорчена.

— Не мог поаккуратней… — проворчал рифмач, расправляя на земле разрубленный на две неравные половины трофейный жупан.

Жуга, не прерывая работы, кивнул через плечо на свой меч.

— Его благодари. Раздень, вон, того, с дротиком…

У травника были свои заботы — все сапоги оказались ему безнадежно велики; он разорвал одеяло и теперь сооружал обмотки.

Еще одни штаны оказались испорчены по совсем другой причине, хотя и были бы вполне пригодны после стирки, но взять их, разумеется, тоже никто не пожелал.

— Запомните их лица, — сказал напоследок Жуга, приторачивая к седлу свой заплечный мешок.

— Что… всех? — опешил Иваш.

— Можешь выбрать того, что по нраву, — криво усмехнулся тот.