Марина Броницкая - Я не Поттер!

Зачитывая письма с ответами тех, кому посчастливилось избежать заточения в Азкабане, я рычал не хуже Фенрира.

— Нет, вы посмотрите! — кричал я. — Он не имеет возможности убедиться в существовании своего великого господина и в дальнейшем просит его не беспокоить, дабы он смог дождаться его появления, не растрачивая свои силы попусту! Каков хитрец… Драко, ты читал?!

— Читал, — за него ответил хмурый отец. — Не кричи, пожалуйста, лорд спит… — сделал он мне замечание. — Мисс Уизли, вы рискуете раскачать мои нервы!

Уизли о чем‑то думала, раскачивалась на стуле, а её невидящий взгляд прирос к бумагам в моих руках.

— Джиневра! — не выдержал папа.

— А? — она пришла в себя. — Да–да, простите…

Девчонка тут же оставила табурет в покое и пересела в кресло, на подлокотнике которого уже удобно разместился Драко.

Отец с раздражением одернул рукава сюртука и отвернулся к окну, всем своим мрачным видом давая понять, что устал и просит освободить его особу от воспитания нас, несмышленых и глупых. В последнее время я все чаще ловил на себе его равнодушные пустые взгляды, настолько пустые, что мне становилось ясно — он просто не хочет, чтобы я знал, о чем он думает. Но моя активная позиция, мое стремление бороться и идти вперед его не слишком‑то радовали, а зря. Я в который раз убедился, все маневры по привлечению Джинни и ей подобных в свои ряды, воспитание верной души, это фундамент, без которого мы просто не устоим. Каждый, будь то папа, Крауч, Гиббон, Торфин Роули, Нотты, Малфои, Гойлы и все наши люди — результат трудной и кропотливой работы Темного Лорда.

В этом доме и вместе с ними я будто оживал, чего раздражаться то?!

Тем не менее, именно в трухлявых стенах этого дома что‑то связывающее нас истлело до конца. Будто бы еще недавно тлеющие угли кто‑то взял, да и залил водой, чтоб не дымили. Вчера вечером я предпринял последнюю попытку вернуть это «что‑то», подошел к читающему учебный план человеку, сидящему в том же кресле, что и рыжая сейчас, и крепко обнял за шею, зарывшись с головой в горько–пахнущие и холодные отцовские волосы. Я делал так раз или два в год, когда понимал — вокруг все настолько плохо, что если не вернуться к истокам, то есть строгому, странному и одинокому по собственной воле отцу, будет хуже. Обычно, в такие пугающие моменты моей слабости он, не оборачиваясь, крепко сжимал мою руку и держал пока я, стиснув зубы, дышал его силой.

В последний раз он просто замер, испугавшись чего‑то, а затем… спокойно перевернул страницу. Молча.

Прислонившись к теплой родной щеке, я попрощался. Таких детей, как я — послушных, почитающих родителей и благодарных за жизнь, еще поискать. Всегда буду должен отцу, никогда не брошу в беде и постараюсь не доставлять неудобств. Мы всегда будем вместе, все хорошие дети просто обязаны так поступать. Иных причин больше нет, поскольку ему действительно стоило взять мою руку, погладить по голове и сказать хоть пару тихих слов. Так частенько поступал даже Филч, встречающий меня в лабиринтах темных школьных коридоров!

Однако отец смолчал и тогда, когда я выдвинул сомнительную теорию о том, что в нашем случае самый лучший план — это его отсутствие. Да, всех дементоров я отогнать не смогу, сил не хватит, но тех, кто прилетят первыми — почему бы и нет? Тому, кто для них не больше чем пустой сосуд, могут нанести вред только авроры, а для их нейтрализации достаточно и парочки достойных Пожирателей. Например, длинноволосого красавца Гиббона, храбрость которого порой похожа на безумие, и параноидально осторожного Барти. Мне нужны будут считанные секунды. Я не смогу освободить всех, но одну, самую верную душу — вызволю. Лучше сделать хоть что‑то, чем не сделать ничего.

— Стой, нас заметили! — выкрикнул Крауч, останавливая прыть товарища.

— Давно пора, — ответил Гиббон. — Дрыхли, лентяи… Малец где?

— Здесь, — отозвался я. — Где мне быть?

— Держи! — мужчина взмахнул палочкой и снял чары уменьшения с метлы. — Эта лучше хваленого Нимбуса будет… Окно видишь?

— Отсюда — нет. Но я знаю, где оно. Всё? Готовы?

— Он еще нас спрашивает! — Барти хохотнул. — Мы, Гарри, всегда готовы. Были б не готовы, давно сдохли.

— Отчаливай! — поторопил меня Гиббон, пристально всматривавшийся в огни сторожевых пристроек. — Отвлечешь внимание на себя. Сразу они не разберутся, сколько нас. Мы тварей министерских со стороны скалы встретим, если разойдутся не на шутку.

— Да не полезут они к дементорам. Вы лучше не выдавайте себя, минуты три у нас и так будет… — посоветовал я и черным вихрем взмыл ввысь. — Да пребудет с нами Темный Лорд!

Мой голос эхом прокатился по скалистому склону.

— Да пребудет! — в унисон гаркнули парни и растворились в темноте.

На остров нельзя проникнуть незамеченным, незамеченным на нем можно лишь умереть. Зачастую трупы узников находят спустя месяц после смерти, а то и больше, когда запах разложения доходит до нижнего, административного этажа, и портит аврорам аппетит. Стражи тюрьмы не патрулируют её лабиринты, в их обязанности входит только раздача пищи и сопровождение посетителей, а в Азкабане они — редкость.

Власть над телами и душами пленников принадлежит равнодушным ко всему живому дементорам. Им плевать на то, что здесь творится, плевать, что никакие человеческие законы здесь не действуют, ведь они даже не знают, что они существуют. Наверное, поэтому они и стали лучшей охранной тюрьмы за всю её многовековую историю пыток и страданий. Этот черный треугольник посреди океана не исправил ни одного преступника, он придуман не для этого, и не сделал никого из них хоть чуточку безопаснее. Азкабан — поражающая моё воображение машина смерти. Она не останавливается ни на минуту, ведь у неё достаточно топлива для своих жерновов, и потоки преступников всех мастей не иссякнут никогда. Таков закон бытия, как любит говорить лорд Малфой за бокалом вина у камина. Разве что одни могут сменить других, что, как я надеюсь, произойдет через каких‑то несколько лет, а пока…

— Петрификус Тоталус!

— Протего! — и мой щит отбил чужие чары.

Какими медлительными авроры не казались бы Гиббону — это в корне неверно. Азкабан загудел, как разбуженный улей, а по всему периметру крепости зажглись огни. Первое отраженное мной боевое заклятие обещало быть далеко не последним.

— Проникновение! Круговая оборона! — ревел кто‑то внизу.

— Тревога! — ему вторили грубые голоса явно крепких и сильных людей. — Пятый уровень!

— Ступефай! — раздалось уже не так далеко от меня.

Кто‑то воспользовался отсутствием дементоров и попытался догнать меня лично. Увернувшись от луча, я резко притормозил, и хоть мое владение метлой оставляло желать лучшего, противник просчитался.