Марина Броницкая - Я не Поттер!

— Чьи сбережения потратил, сволочь… Отвечай! – закричал я не своим голосом. — Круцио! Круцио! Круцио!

Ярость застилала разум, и я мучил полуживого бывшего товарища так долго, как только защитная магия спальни позволила. Белки глаз рыжего налились кровью, изо рта пошла пена, но остановился я, только услышав потрескивание этих самых чар, наложенных мной заранее, чтоб действию не помешал никто.

Между моими выкриками рыжий из последних сил старался мигать мне, боялся умереть раньше, чем донесет до меня свою мысль. Но его старательность и страх не за себя, а за другого, выводил меня из себя еще сильнее. Сдыхая от боли в этой комнате, он думает о том, кто может пострадать вслед за ним? Значит, все хорошие, один я плохой?!

В какую‑то секунду здравомыслие насколько это было возможно, вернулось. Не понадобилось и палочки, чем я сосредоточеннее на собственной злости, тем сильнее моя невербальная магия.

— Ты можешь шептать, говори теперь, откуда деньги…

— Это не он, мразь ты поганая! Одумайся, пощади его, он же твой лучший друг, не убивай… Я украл! Посмотри же! – парень кричал, надрывал гланды и задыхался от крика, но я слышал только сиплый шепот. – Я украл его деньги!

— Посмотрел… – ответил я вскоре.

— Убедился?!

— Ты украл, убедился… – я кивнул и откинулся на вторую половину кровати, обессилев от ярости. — Еще я убедился – умрешь ты не зря. Это ж надо, убить меня захотел…

— Сожалею об одном – не вышло…

— Тихо! – заорал я на него.

Тишина помогала думать.

— Мычи лучше дальше, недоумок, твой голос меня бесит…

Уставившись на бархат зеленого балдахина, я подложил руки под голову и закинул ногу на ногу, расслабившись.

— Ты глупец, до тебя не доходит, если бы Драко попытался меня убить, я бы разозлился на него, конечно! Знаешь, почему? – я повернул голову к лицу рыжего, еще немного и его нос коснулся бы моего. – Это же опасно, убивать такого, как я. Даже если бы папа захотел меня убить, я бы тоже разозлился только по этой причине. Пап беречь нужно, дубина ты! Только вот ты не Драко, и не папа, ясно тебе?

Закрыл глаза два раза.

— Это, наверное, интересно, видеть омлет на тарелке и знать, что ты его в последний раз ешь… или вот солнце. Видеть его и знать, что уже не увидишь? – размышлял я вслух. — Вот выйдешь ты завтра во двор, а там солнечно, небо синее. И кто чем занимается — кто бегает, кто первый тур обсуждает, кто на ступеньках воздухом дышит, как мы с тобой когда‑то. Может даже первый снег пойдет! А ты уже знаешь – он не первый, он последний…

Мальчишка больше не рыдал, просто смотрел мне в глаза, и в них плескался такой ужас… не знай я, что боятся меня, сам испугался бы.

— Напрасно ты Драко как липку ободрал, сколько‑то оно хоть стоило? Хотя ладно, лучше молчи, и так голова болит…

Говорят, те кто к земле ближе, в том смысле, что простолюдины, они тоже опасность нюхом чувствуют, не только те, кто борьбой живет. Никогда бы не догадался, что эта дылда неуклюжая первой меня со свету сжить попытается. Ожерелье только зря перевел, хотя… а вдруг Барти его сохранил? Надо в понедельник спросить, после похорон. Хорошая ведь вещь, стоящая!

— Ты же можешь думать здраво, Рон. Никому ни одного секрета не выдал, ни про Моуди, ни про меня, ни про милорда. За кого боялся? За себя?

Глаза закрыл один раз.

— За Джинни? Драко?

Два раза.

— Врешь, и не краснеешь! – рявкнул я. — Ты хорошей жизни хотел. Не гнилую, живую мать к черту послал! Джинни знала, зачем ей это все, она молодец, а ты? Как припекло одно место, вот тогда только одумался…

Закрыл глаза два раза, но не сразу, промедлил.

— Ты меня не стесняйся, тебе теперь никого стесняться не надо. Поздно!

Не ожидал я от себя такого нездорового красноречия, такой лавины слов, а потому замолк минут на десять. Мы лежали на одной большой кровати мирно и спокойно, как друзья после утомительной тренировки, завалившиеся на ближайший диван в обуви и без сил. Как обычно в Хогвартсе и бывает – одна сплошная иллюзия.

— От тебя потом разит жутко… Так! – я спустил ноги с кровати и сел спиной к рыжему. – Всё, пора кончать. Хотел я тебе вопрос задать «почему», что тебя, такого добренького, покоробило… – взгляд парня прожигал меня насквозь, не хуже адского огня. – Но что ты мне ответишь даже угадать не сложно. Злые мы, да? – меня вновь разобрал смех. – Верно?

Обернувшись, я получил утвердительный ответ, и неожиданно успокоился.

— Ты умрешь завтра вечером, Рон. Где‑то в районе двенадцати ночи, и мы еще поздороваемся, не переживай. Только смотри мне, не опоздай на собственную кончину! – я погрозил ему пальцем. – Отсрочить её нетрудно, но я на тебя сейчас наложу самый сложный Империо в мире, а бегать проверять утюг… да ладно тебе! – мальчишка застонал и в ужасе завертел головой. — Был там случай, с утюгом, давно уже… В общем, заклинание я за ужином выучил. Из одной очень–очень старой книги выписал, и вроде бы без ошибок, но оно, зараза, длинное. Так что, если будет больно – тебе же не привыкать, правда?

Покидая комнату так же бесшумно, как и проник в неё, я оставил после себя аккуратно заправленную постель, свечу на камине, совсем даже и не оплавленную, очищенное от магии пространство, и спящего человека. Здорового, невредимого и на первый, поверхностный и не проникающий внутрь взгляд – абсолютно счастливого, так мило и по–детски сопящего под аккомпанемент своих уже отнюдь не радужных снов…

Уизли вел себя как обычно, да вот только совсем не так, как раньше, он действительно цеплялся за воздух, за утекающую сквозь пальцы жизнь. Долго не хотел вставать из‑за стола и выпил целых три стакана тыквенного сока, то и дело подымал глаза к верху и рассматривал потолок большого зала — ждал солнца, с горечью понимая, что и в этом маленьком наслаждении природа ему отказала. С самого утра лил дождь и те, кто не покинул школу на выходные, предпочли не покидать даже собственных постелей. Гости Шамбратона вернулись из спален факультетов в свою безразмерную карету, северной школы — в пришвартованный на черном озере корабль. Усевшись возле клюющей носом над тарелкой сестры, он попытался завести с ней беседу о предстоящем турнире, но девчонка только скривилась.

— Рон, и ты туда же… — протянула она с раздражением. — Отстань, надоело уже. Гарри справится!

Светлого прощания со своей короткой жизнью у него просто и не вышло. Не сбылись мои предсказания ни о чистом небе, ни о посиделках на ступенях школы, не сбылось ничего из того, что мальчишка хотел бы увидеть и не вышел разговор ни с кем, с кем он хотел бы поговорить. Разве только Забини поделился с рыжим ноябрьским выпуском журнала «Совершенные летательные аппараты».