Светлана Гольшанская - Боги и тени

Лейф, старший и самый крупный из сыновей Дэйхена – не зря ведь первенец со священным именем – легко сбросил братьев с плеч и побежал вслед за девчонкой. Побывав в тисках стальной хватки Лейфа, горло Леси сильно саднило, не позволяло набрать полную грудь воздуха. Девочка задыхалась на бегу, а короткие ноги не позволяли двигаться достаточно быстро, чтобы спастись от привыкшего к стремительному преследованию во время охоты брата. Бесполезно, мелькнула в голове отчаянная мысль. Леси остановилась и резко развернулась. Один вдох, два – выровняв дыхание, насколько это было возможно, собрав в кулак остатки сил, она запела, звонко, громко, так громко, как только могла.

Разбуженный чудным голосом ветер тут же ответил ей шелестом листвы столетнего дуба, клацаньем незапертой калитки. Завыл, полнясь глухой яростью к тому, кто посмел обидеть его любимое чадо и неистово свистнув, рванулся в бой. Лейф был уже в пяти шагах от сестры, когда мощный порыв ветра сбил его с ног. От злости разум мальчишки затуманило настолько, что он даже не сообразил, что происходит, и, поднявшись, снова ринулся на Леси. На этот раз воздушный вихрь подхватил его, закрутил и швырнул в ствол столетнего дуба с такой силой, что дерево закачалось, и на землю полетели листья. Лейф согнулся пополам и харкнул кровью.

Хлопнула дверь сруба. Дэйхен перемахнул через порог и промчался туда, откуда доносилось пение и беснующийся вой ветра. За сыном быстрым шагом следовала старуха Вайспута. В лунном свете на лице ее читалось скрытое ликование. Сколько лет не слышал этот край истинной песни ветра? А ведь девчонке нет еще и десяти!

Выдохшись, Леси распласталась на земле, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Вовремя подоспевший Мейр подхватил ее на руки и понес к дому, несмотря на то, что ветер больно хлестал его по лицу, не разбирая уже, кто друг, а кто враг. Бейк остался со старшим братом. Из его рта тоненькой струйкой стекала кровь. Ею же была заляпана рубаха. В какой-то момент Лейф просто лишился чувств, уронив голову на руки брата. Добежав до них, Дэйхен бросил на своего первенца полный отвращения взгляд и пошел дальше, завидев впереди Мейра с девочкой на руках. Подоспевшая вскоре Вайспута удивленно вскинула бровь и склонилась над внуком, проверяя его состояние. Расстегнула рубаху, приложила ухо к груди, подержала руку у носа.

- Чего ты с ним возишься? – послышался недовольный голос Дэйхена. – Иди сюда, посмотри лучше, что с Леси. Она говорит, что у нее руки-ноги отнялись!

- Ничего страшного, перестаралась чуток, слишком много сил в песню вложила, вот теперь ей и тяжко. Поставьте ее на землю, да отойдите в сторонку – ветер сам ей поможет.

Мейр в нерешительности посмотрел на отца, тот пожал плечами и велел ему отпустить Леси и отойти на несколько шагов. Все еще слабые ноги подкосились, и девочка начала медленно, но неумолимо крениться вперед. Ветер, наконец, оставивший Мейра в покое, тут же подхватил ее, поставил обратно на ноги и нежно обернул тело своей силой. Тогда впервые Леси ощутила себя внутри него, частью бесконечного вихрящегося и ускользающего потока, мощного и непоколебимого. Она видела его, видела, как аморфные сгустки воздуха превращаются в полупрозрачную фигуру. Она становится все ярче и ярче, приобретает черты всадника, с которым Леси столкнулась на Священной поляне. Высокий, худощавый, с иссиня-черными волосами, стянутыми на затылке в тугой жгут, и яркими, как звезды в конце лета, синими глазами. На нем были высокие кожаные сапоги, черные штаны из какого-то плотного материала и рубаха из мягкого лебяжьего пуха. За плечами развивался голубой, будто сотканный из ясного неба, плащ. Всадник возложил руки на голову Леси и она почувствовала, как ее тело приобрело былую легкость, конечности вновь повиновались ей, даже дышать стало легче. Она подняла глаза на своего спасителя, но его взгляд был пуст, в нем не было жизни. «Он не настоящий. Это всего лишь мое воображение», - печально подумала девочка, и всадник тут же начал таять. – «Но тогда на поляне… он ведь был. Я так ясно его запомнила. Я… хочу увидеть его снова, хоть ненадолго, на один вздох… Я бы все за это отдала».

Ветер стих. На смену ему пришло тревожное безмолвие. Тишина звенела в ушах. Туман перед глазами Леси рассеялся и она, наконец, увидела замерших в томительном ожидании Дэйхена и Мейра. Чуть дальше у дерева Вайспута возилась с так и не пришедшим в себя Лейфом. Девочка вздрогнула, вспоминая, как сильно ветер ударил его об дерево. «Это все моя вина, но… я не хотела причинять ему вред. Этот дурацкий голос, как же я хочу, чтоб он исчез, пропал навсегда». Растирая рукавами слезы по лицу, Леси побежала к бабке.

- Он ведь не… - испуганно спросила она, разглядывая пятна крови на рубашке брата.

- Нет, очухается через пару дней с шишкой на полголовы, - успокоила ее Вайспута. – Зато в следующий раз будет думать, прежде чем нападать на слабых.

Однако Лейф пролежал в постели до конца лета. Из него еще долго выходила загустевшая черная кровь. Кажется, во время удара ветер что-то повредил глубоко внутри него, до чего старуха-целительница добраться не смогла. Осталось лишь отпаивать зельями, да ждать. Но к осени он все же пошел на поправку – видно, не зря Сумеречные покровительствовали ему во время рождения – оказался на удивление крепок и везуч. Когда облетела листва, Лейф уже мог самостоятельно гулять во дворе и даже недолго ехать верхом.

Но от всех пережитых горестей здоровье малохольной Ольжаны сильно подорвалось. К осени она наоборот начала чахнуть, впадать в беспамятство, спать сутками напролет. Вайспута говорила, что ее час близок, но Леси все не верилось, что мама может уйти так же, как Рейк.

Дэйхен с близнецами отправился на небольшую охоту - должны были вернуться через пару недель. Он просто не мог оставаться дома и наблюдать, как медленно угасает его единственная, хоть и несчастливая, любовь. Лейфу, которого, несмотря на возражения, пришлось оставить дома, строго настрого наказали слушать бабку, а если что пойдет не так – пригрозил отец – шкуру живьем спущу. Мальчишка повиновался. После того случая с сестрой и без того неразговорчивый, он окончательно ушел в себя, понимая, что навсегда потерял расположение родителей. Он вдруг осознал, что бы он ни делал, как бы ни старался, каким бы внешне сильным ни выглядел, с Поющей ему никогда не справиться и даже не сравниться.

Леси все время крутилась возле брата, пока он болел, как бы стараясь заслужить его прощение, хотя никто, даже сам Лейф, ее ни в чем не винил. Это раздражало, но Леси была едва ли разговорчивей брата, поэтому им как-то удавалось обходиться без скандалов. Большую часть времени они просто молча смотрели друг на друга находясь где-то очень далеко от дома. Однажды, правда, Леси не выдержала и решила разговорить Лейфа: