Джонатан Стрэн - Драконы

Три яйца превратились в четыре, а затем в пять, и совершенно неожиданно уже семь сокровищ лежало на подстилке из чистой соломы, в приятной тени временно натянутого брезента. Это зрелище затмевало самые смелые мечты Мэнмарка — изумительные и восхитительные. Каждое из яиц идеальной круглой формы, все одинакового размера — диаметр их равнялся длине от основания предплечья до кончиков пальцев руки. Они были тяжелее любого птичьего яйца, если только возможно представить себе птицу, способную откладывать такие огромные яйца. Этому есть объяснение, поскольку толстая белая скорлупа являла собой сочетание слоев частично из металла и частично из неизвестных сложных структур, на сегодня еще не изученных — керамики и необычных белков, — и все это переплелось чрезвычайно изысканным образом. Само строение скорлупы содержало в себе достаточно тайн, чтобы принести известность человеку, разгадавшему их. Но Мэнмарк всегда думал о большем — о почестях и наградах, об оглушительном успехе, чем он сейчас и занимался, поглаживая теплую поверхность ближнего к нему яйца и шепотом обращаясь к нему: «Эй ты, привет».

Студенты стояли все вместе, в ожидании указаний. За ними высилась грузовая повозка, а рядом с ней — упряжка из мощных верблюдов, готовых везти драгоценный груз в город и на железнодорожную станцию.

Барроу сидел на козлах повозки, крепко сжимая обеими руками кожаные поводья.

Мэнмарк заметил, что великан уставился куда-то вдаль. Интересно, что он такое разглядел со своего высокого места? Мэнмарк посмотрел в том же направлении, но ничего не увидел. Только склон из серой глины с торчащими кое-где юкками и гребень небольшого холма, образующий аккуратную линию, — он отделял омытую дождями землю от яркой синевы неба.

Охотник за драконами всматривался туда, где ничего не было.

Как странно.

Мэнмарку стало немного не по себе, но почему — непонятно. Он обернулся к студентам, собираясь скомандовать, чтобы они нагружали повозку. И только тогда, слишком поздно, чтобы что-то предпринять, он вспомнил, как их очень дорогостоящий охранник пошел по пустынному гребню, прижимая к себе обеими руками длинное ружье, глаза у него были встревоженные и напуганные.

«Так где же мой охранник?» — спросил себя Мэнмарк.

Мгновение спустя раздался выстрел, в воздухе просвистела пуля, и одному из верблюдов вздумалось уронить голову, а затем и всю свою грузную тушу — по непонятной причине эта громада рухнула на затвердевшую глину.

Мэнмарк опустился на колени между огромными яйцами. Ничего другого ему не оставалось — все было слишком неожиданно.

Студенты повалились наземь и уставились в небо.

Барроу оставался рядом с повозкой — натягивал поводья, упирался левой ногой и приговаривал, обращаясь к трем уцелевшим верблюдам:

— Стоять. Куда пошли? Стоять, говорю.

Что-то в этом голосе привело Мэнмарка в чувство. Что-то в спокойствии этого человека позволило Мэнмарку поднять голову, и он крикнул Барроу:

— Что это? Что происходит?

И тогда послышался цокот копыт по земле — многих копыт, ступавших одновременно, — он обернулся в другую сторону и увидел шесть… Нет, восемь верблюдов спокойно спускались по длинной лощине — все на вид скаковые, на каждом из них по небольшому седлу, а также по всаднику в бесформенных одеждах и маске.

Первое, о чем подумал Мэнмарк: «Этого не может быть». Разве он не предпринял тысячи мер предосторожности? Никто не знает о значении этих раскопок, так что скорее всего эта встреча — случайное совпадение, просто им немного не повезло. Эти налетчики — обычные воришки, которых легко перехитрить. Может, несколько золотых монет им будет довольно. Он стал прикидывать, сколько денег им дать, — в голову лезла всякая бессмыслица, как вдруг всадник, ехавший впереди, опустил свое громоздкое ружье и выстрелил.

Пуля ударилась о землю совсем близко — комки грязи полетели Мэнмарку в лицо.

Он отшатнулся назад, оступился и сел на землю. Охваченный паникой, он начал рыться в карманах, искать свой малюсенький пистолет, который таскал со времен Старого Мира, но так ни разу и не выстрелил из него.

— Не надо, — послышался твердый и спокойный голос.

Голос Барроу.

— Пусть берут что хотят, — сказал охотник за драконами таким тоном, как если бы перед ним стоял нервничающий верблюд.

— Не отдам, — вырвалось у Мэнмарка. — Все — мое!

— Нет, — отозвался Барроу с крыши повозки. — Теперь уже не ваше, даже если и было…

Всадники не говорили ни слова, только размахивали в воздухе оружием, жестами приказывая ему отойти от яиц. На каждого из них приходилось по одному белому шару — они спешились, но только для того, чтобы закрепить свою добычу шелковым канатом, очевидно сплетенным единственно для этой цели.

Двое всадников, ехавших позади, были одеты как остальные, но все равно выделялись. Один из них был тщедушным, а движения другого выдавали в нем вполне здорового, но явно пожилого человека. Мэнмарк не сводил взгляда с них обоих и благодаря опыту, накопившемуся за все годы, когда по одной древней косточке представляешь себе его обладателя целиком и во плоти, прекрасно догадался, кто скрывается под этими одеждами.

— Зефир, — прошептал он.

Сколько здесь еще соискателей? В одном маленьком городке или даже на этом клочке земли — сколько здесь найдется других людей, способных по достоинству оценить всю важность этой находки?

— И ты, — сказал он шлюхе коротко, обиженным голосом.

Она помедлила, но лишь мгновение.

Сквозь прорези для глаз Зефир пристально смотрел на своего соперника и затем, словно решился на что-то, поднял руку и оглянулся на всадников, отъехавших вперед. С какой целью? Может, чтобы приказать им убить его?

Раздавшийся грохот ружейного выстрела застал всех врасплох. Всадников. Зефира. И Мэнмарка тоже. Воздух сотряс удар, и в ушах еще звенело, когда Барроу произнес:

— Если мы хотим начать убивать, я начну с тебя. Кем бы ты ни был, старик. Ты понял? Прежде чем меня возьмут на мушку, я размозжу тебе голову, а потом прострелю твое сердце.

Барроу теперь стоял на козлах повозки, приставив собственное ружье к плечу.

— Слышишь меня, незнакомец? Яйца твои. Забирай их. А в придачу я дарю тебе жизнь. Устроит?

— Вполне годится, — отчеканил голос.

В душе Мэнмарк нещадно сыпал проклятиями, но стоял неподвижно, пока Зефир забирал последнее яйцо. Он также сдерживал свою ярость, когда всадники развернулись и пустились в обратный путь вверх по длинному склону, а ехавший последним человек сидел в седле спиной вперед, готовый стрелять в любого, у кого хватит смелости броситься в погоню.

У Мэнмарка смелости не было ни грамма.