Ночная Всадница - Дочь Волдеморта

Гарри молчал. Ему не хотелось выказывать сомнения и неуверенность, терзавшие его в последние месяцы по поводу Дамблдора. Свой выбор он сделал, когда добрался до чаши Пуффендуй. Он решил идти дальше до конца.

Гарри встретил взгляд Аберфорта, так разительно схожий с взором его брата: ярко–синие глаза словно рентгеновскими лучами пронизывали собеседника, и Гарри казалось, что Аберфорт читает его мысли и презирает его же за них.

— Профессор Дамблдор доверял мне, — тихо сказал Гарри. — Он уважал меня и любил.

— Вот как? — откликнулся старик, кивая. — Забавно! Большинство из тех, кого мой брат очень любил, кончили хуже, чем если бы ему вовсе не было до них дела.

— Что вы хотите этим сказать?! — выдохнул Гарри.

— Не обращай внимания, — ответил старик.

— Но вы говорите очень серьезные вещи! — не отступался тот. — Вы имеете в виду вашу сестру?

Аберфорт уставился на него. Несколько секунд губы старика шевелились, словно он пережевывал слова, которые хотел проглотить. Потом старый волшебник заговорил:

— Когда моей сестре было шесть лет, на нее напали трое маггловских мальчишек. Они увидели, как она колдует — подглядели через садовую изгородь. Она ведь была ребенком и не умела еще это контролировать — ни один волшебник в этом возрасте не умеет. То, что они увидели, их, надо думать, испугало. Они перебрались через изгородь, а когда она не смогла показать им, в чем тут фокус, маленько увлеклись, пытаясь заставить маленькую ведьму прекратить свои странные дела.

Аберфорт поднялся на ноги: высокий, как и его брат, он стал вдруг страшен в своей ярости и безысходной боли.

— То, что они сделали, сломало ее: она никогда уже не оправилась. Ариана не хотела пользоваться волшебством, но не могла от него избавиться. Оно повернулось внутрь и сводило ее с ума, порой вырываясь помимо ее воли. Тогда она бывала странной… и опасной. Но по большей части она была ласковой, испуганной и покорной.

Мой отец погнался за подонками, погубившими сестру, и наказал их. Его заточили в Азкабан. Он так и не признался, что заставило его пойти на это — ведь если бы Министерство узнало, что сталось с Арианой, ее навсегда заперли бы в больнице святого Мунго. В ней бы увидели серьезную угрозу для Международного статута о секретности, поскольку она не владела собой, и волшебство невольно вырывалось из нее, когда она не могла больше сдерживаться.

Нам нужно было спасать и укрывать ее. Мы переехали и распустили слух, что Ариана больна. Мама ухаживала за ней и старалась, чтобы девочке жилось хорошо и спокойно.

Меня сестра любила больше всех, — при этих словах за морщинами и клочковатой бородой Аберфорта вдруг проступил чумазый подросток. — Не Альбуса — он, когда бывал дома, вечно сидел у себя в комнате, обложившись книгами да наградными дипломами и поддерживая переписку с «самыми знаменитыми волшебниками того времени». — Аберфорт фыркнул. — Ему некогда было с ней возиться. А я был ее любимцем. Я мог уговорить ее поесть, когда у мамы это не получалось. Я умел успокоить ее, когда на нее находили приступы ярости, а в безмятежном состоянии она помогала мне кормить коз.

А потом, когда ей было четырнадцать… понимаешь, меня не было дома. Будь я дома, я бы ее усмирил. На нее накатил очередной приступ ярости, а мама была уже не так молода, и… это был несчастный случай. Ариана сделала это не нарочно. Но мама погибла.

Гарри испытывал мучительную смесь жалости и отвращения. Он не хотел больше ничего слышать, но Аберфорт продолжал рассказ.

Гарри спросил себя — когда старик в последний раз говорил об этом, и говорил ли он об этом вообще когда‑нибудь. Но ответа не нашел.

— Так Альбусу не удалось отправиться в кругосветное путешествие с Элфиасом Дожем, — с ненавистью продолжал тем временем волшебник. — Они вместе приехали на мамины похороны, а потом Дож убрался, и Альбус остался дома главой семьи. Ха! — Аберфорт сплюнул в потухший камин. — Я бы за ней присмотрел, я ему так и сказал, наплевать мне на школу, я остался бы дома и справился со всем. Но он заявил, что я должен завершить образование, а он займет место матери. Конечно, это было крупное понижение для нашего вундеркинда — присматривать за полусумасшедшей сестрицей, которая, того гляди, разнесет весь дом! Да и наград за это не предусмотрено. Но месяц–другой он справлялся… пока не появился тот. — Лицо Аберфорта стало теперь по–настоящему страшным. — Гриндельвальд. Наконец‑то мой брат встретил равного собеседника, столь же блестяще одаренного, как он сам. И уход за Арианой отошел в сторону, пока они строили свои планы. Великие планы во благо всех волшебников! А что при этом недосмотрели за одной девчушкой, так что с того, раз Альбус трудился во имя общего блага?

Спустя несколько недель мне это надоело. Мне уже пора было возвращаться в Хогвартс, и тогда я сказал им, сказал тому и другому, прямо в лицо, вот как сейчас тебе! — Аберфорт взглянул на Гарри. В нем очень легко было увидеть того взъерошенного, злого подростка, бросавшего вызов старшему брату. — Я сказал им: кончайте всё это. Вы не можете увозить ее из дома, она не в том состоянии; вы не можете тащить ее за собой, куда бы вы там ни собрались, чтобы произносить умные речи и вербовать себе сторонников.

ЕМУ это не понравилось. — Отблеск огня отразился от линз очков Аберфорта, и они полыхнули белой слепой вспышкой. — Гриндельвальду это совсем не понравилось. Он рассердился. Он сказал мне, что я глупый мальчишка, пытающийся встать на пути у него и у моего блистательного брата… Неужели я не понимаю, что мою бедную сестру не придется больше прятать, когда они изменят мир, выведут волшебников из подполья и укажут магглам их настоящее место?

Потом он сказал еще кое‑что… и я выхватил свою палочку, а он — свою, и вот лучший друг моего брата применил ко мне заклятие Круциатус. Альбус попытался его остановить, мы все трое стали сражаться, и от вспышек огня и громовых ударов Ариана совсем обезумела. Она не могла этого выносить… — Краска сбежала с лица Аберфорта, как будто его смертельно ранили. — Она, наверное, хотела помочь, но сама не понимала, что делает. И я не знаю, кто из нас это был, это мог быть любой из троих — но она вдруг упала мертвой.

Голос его оборвался на последнем слове, и он опустился на ближайший стул. Гарри испытывал только отвращение: он хотел бы никогда не слышать этого, выкинуть из головы.

— Мне так… жаль, — выдавил гриффиндорец, едва разжимая губы.

— Ее не стало, — прохрипел Аберфорт. — Навсегда, — он утер нос рукавом и откашлялся. — Конечно, Гриндельвальд поспешил смыться. За ним уже тянулся кой–какой след из его родных мест, и он не хотел, чтобы на него повесили еще Ариану. А Альбус получил свободу, так ведь? Свободу от сестры, висевшей камнем у него на шее, свободу стать величайшим волшебником во всём…