Ночная Всадница - Дочь Волдеморта

— Ну, так он как вырядился! — вытаращил глаза Гришка. — Кто ж еще в таком балахоне по лесу пойдет? Ряса по земле волочится, за раз всю изгадишь. Ан святым‑то людям только так ходить и можно. Значит, идет этот белый монах от меня далеко, а я притаился — и смотрю: что ему в лесу надо, грибы, что ль, собирает? А лукошко где? Я ж не сразу пригляделся, что это не наш монах. А как пригляделся — страшно стало. А ну как он в наших страстях чем повинен? Меня ж дядя Димитрий, да эти, петрозаводские, всё спрашивали: кого, Гришка, незнакомого видел ли? А я не видел тогда, я вот утром первый раз увидел. Прошел, значит, этот белый монах куда‑то, а я сижу. А потом подумал — чё я сижу? Как ему, лиходею, в своей сорочке за мной угнаться, ежили я от него побегу? Хотел пойти потихоньку — поглядеть, куды белый монах пойдет. А он пропал.

— Как пропал? — не поняла Гермиона, уже приготовившаяся раскрыть все тайны за раз.

— А так. Пошел я туды, куды он пошел. Я лес этот знаю, как свою хату. Во–первых, тама, куда он пошел, ничё нет — ни дороги, ни жилья в той стороне далеко–далеко. Я шел–шел, ногу сбил — а его нема, как в воду канул. И никуда бы он не делся тама, а пропал. Вот какое улика! — с гордостью закончил мальчонка.

— А ты лицо его хорошо разглядел? Узнать сможешь? Черты запомнил хоть?

— Не, я не видел лица.

— А как же ты тогда знаешь, что он не монастырский?! — опешила Гермиона.

— Ну, как знаю — знаю. Там их мало совсем, монахов. Белых только трое, да сложены не так, и старые там все, кроме нескольких — а тот молодой был, широкоплечий. А тама все щупленькие… Не монастырский был монах.

— Вообще лица не видел? — приуныла Гермиона. Она уже думала отвести мальчика в укромный уголок и осторожно проникнуть в его воспоминания на «очную ставку».

— Вообще не видел, — помотал головой Гришка. — Я в кусту сидел. Да и что вам его рожа — всё равно пропал, кого я вам узнать буду? Я вам его со спины узнаю. Белый такой, плечистый…

— Ты, Гриш, не говори пока никому о своем монахе, — задумчиво сказала Гермиона. — А я тебе премию выпишу. В сто рублей.

* * *

— Вы как из монастыря‑то уехали, Ева Бенедиктовна? — прищурился местный участковый Дмитрий Сергеевич. — Я всё около ворот вас ждал, Артемида‑то совсем издохла, в конюшне монастырской дрыхнуть оставили. Вымоталась, бедняга: насилу очухалась. Так я ждал вас в деревню везти, а вас нет и нет — и никто не видел. Волноваться стал.

— Да, подбросили… — неопределенно махнула рукой Гермиона. Нужно быть осторожнее. — Я же знала, что Артемида устала — вот и не искала ее…

— Ладно, это не важно, раз с вами всё хорошо. Значит, так. Машину из области заказали, к вечеру должна быть. Не знаю, как она по этой грязюке доедет, правда… Но к завтрашнему тела должны доставить на экспертизу. Результаты получу — сразу к вам. Нового, значит, ничего не обнаружили. Убийца не оставил никаких следов. Вообще. Земля всюду мокрая, кругом распутица — и ничего. А ведь там дорожки не вымощены, кругом квашня. Правда, натоптали монахи. Темное дело. Это во–первых. Машка, то есть гражданка Александрова, вошла на территорию через боковую калитку — ее следы обнаружены. В кармане ее платья найден и ключ от этой калитки — вероятно, она не впервые проникала таким образом в обитель. А я вот смалодушничал, Ева Бенедиктовна, — вздохнул участковый, — послал Лёшку матери говорить. Сил моих нет в глаза ей посмотреть. — Он помолчал. — Да еще игумен слег — сложно старику пережить такие ужасы… И приход в смятении. Я вот думаю, может, им пару мужиков на охрану отправить, из лесорубов‑то наших? А то этот монастырь в лесу вообще не защищен. Монахи‑то тщедушные, да и скорее вторую щеку для удара подставят, нежели обороняться начнут, коли что…

— Не думаю, что стоит посылать лесорубов, — покачала головой Гермиона. — А то еще сами лесорубы там всех и перебьют. Видите же, какие события.

— Видеть‑то вижу, да не понимаю. Просто мистика. Все как ошалели. Может, это магнитные бури и всё такое? Я по телевизору смотрел.

— Может, и бури, — неопределенно кивнула Гермиона. — Поглядим… Вот Герман вернется — может быть, следствие продвинется.

— А куда ж он поехал?

— Дмитрий Сергеевич, я вам всё расскажу, если у нас появятся зацепки. Обещаю.

* * *

Зацепок не появилось. Генри возвратился поздно, усталый и недовольный.

— Пора менять к горгульям всю администрацию на местах! — начал кипятиться он после того, как поприветствовал супругу и выслушал ее рассказ о местных «страстях». — Где бы, казалось, из политических соображений травить родню Темного Лорда! В Дурмстранге! Был оплот черномагических искусств! А тут… Вызверились все, василисками глядят, работать мешают. Будут они слушаться реформы образования, как же! — горячился мужчина. — Им бы только закрыться от мира и делать, что не положено. Когда Черная магия была «не положена» — они Черную магию проповедовали, теперь — у них почти институт благородных девиц! С ума сойти можно.

— Ты что, вообще ничего не узнал? — разочарованно прервала Гермиона.

— Ну почему, узнал. Всё, что нужно. Только мало проку… Родился наш Гавриил в 1928–м году, звать его Аркадием Зотовым. Родом из Саратова. Магглорожденный, прапрадед по матери колдуном был. В школу поступил в 39–м, как раз война началась. Отец у него тогда уже умер, дома осталась мать и две сестры–магглы. Школа на период войны разрешала оставлять детей не волшебников в замке постоянно, без каникул и летнего отдыха. Хотел мальчик Аркаша бросить учебу и ехать к матери — мать отказалась, велела сидеть в безопасности. Аркаша заупрямился, пытался даже убежать. Чуть не замерз — Дурмстранг ведь на севере, а удрал зимой. Нашли, вернули. А потом пришло известие о гибели матери и сестёр. И остался мальчик–сиротка жить в школе до окончания — их тогда таких там особая группа образовалась. Окончил учебу летом 46–го. Вернулся в свой Саратов — а там уже ничего его не осталось: ни родных, ни имущества. Министерство предлагало субсидию, трудоустройство в магическом мире. Аркадий пошел гувернером в богатую семью волшебников. Проработал там четыре года. Мать его воспитанника увлекалась христианской религией, как‑то трактовала ее с волшебной точки зрения, что‑то напридумывала — заморочила парню голову. Решил он быть странствующим лекарем и лечить бедных магглов. Но лечить он мог только с помощью магии, и Министерство скоро эту лавочку прикрыло. Тогда Аркадий пошел учиться на врача в маггловских учебных заведениях. Но недоучился. Болтал много, несколько раз был неосторожен с магией — взъелись на него и Министерство, и КГБ. Бежал наш герой от последних в далекую Карельскую область, а пока бежал — решил стать божьим человеком. Разузнал у местного люда, нашел небезызвестный нам Очаг Веры, два года пробыл послушником — скрывался от советской власти. А потом взял да и постригся в монахи.