Ночная Всадница - Дочь Волдеморта

— Я испугалась, — всё тем же спокойным голосом вслух сказала Пригарова, надевая назад солнечные очки, — и, убегая, повредила лицо. Итак, я видела привидение. И у меня есть доказательства.

Гермиона, собиравшаяся уверять девушку в том, что ей нечего стесняться, или предлагать врачебную помощь — лишь бы отложить подальше мерзкие очки и получше разобраться с мыслями гостьи, — умолкла на полуслове. Если маггла действительно увидела привидение, значит, это привидение ненастоящее! Что за игру ведет брат Гавриил?

— Доказательства? — вслух спросила женщина.

— Да.

Пригарова встала, и Гермиона поднялась вслед за ней. Девушка вынула из огромного кармана пиджака сложенный во много раз лист. Развернула его — это оказалась карта местного леса — и пристроила на диванчик.

— Дайте ручку, — велела она. — Вот тут монастырь, — сообщила журналистка, нагибаясь над картой и рисуя поданной Гермионой ручкой небольшой крестик. — Вот здесь — деревня. — Она поставила второй крестик поодаль. — Вот — место, где я бросила машину. — Журналистка протянула ручку Гермионе. — А теперь соедините три эти точки.

Наследница Темного Лорда совершенно не понимала, что происходит. Что может дать соединение столь странных участков на карте? Как это может доказать существование привидения? Недоумевая, женщина всё же послушно взяла ручку и склонилась над низким диваном, ожидая чуда. Чертить на мягком было сложно, она чуть не прорвала тонкую бумагу карты. Начиная вести первую линию, женщина уже поняла, что ничего, кроме самого обыкновенного треугольника, она тут не получит.

— Осторожнее, линия должна быть ровной, — сказала Алиса Пригарова, опуская руку Гермионе на плечо и чуть наклоняясь к ней.

Всё, что произошло дальше, — случилось очень быстро. Гермиона услышала хлопок трансгрессии, почувствовала, как с силой сжала ее плечо рука журналистки, и даже успела подумать о том, как чертовски не вовремя появился Генри, и что девушка сейчас заорет…

А потом она почувствовала, как тело Алисы, будто его что‑то с силой ударило сзади, толкнуло ее в спину и навалилось поверх, услышала звук упавшего на что‑то твердое металла — и всё это за долю секунды: она не успела даже повернуть головы и понять, почему всё вокруг подернулось зеленой пеленой.

— КАДМИНА!

Генри отшвырнул обмякшее тело журналистки и так резко поставил Гермиону на ноги, развернув к себе лицом, что та вскрикнула.

— Жива?!

— Да в чем дело? — ошалело отступила Гермиона. — Что с…

Зеленый свет. Толчок. Тело.

— Ты зачем ее убил?! — вытаращила глаза Гермиона. — Ты что, с ума сошел?!

— Милая моя, — только и прошептал Генри, притягивая ее к себе, — я так испугался… Если бы ты только знала, как я испугался, — он и впрямь был бледен, как полотно, — она же чуть горло тебе не перерезала! Акцио!

Из‑за дивана выпорхнул большущий изогнутый нож с зазубринами на лезвии — кажется, такими режут свиней.

— Трансгрессирую — и вижу: ты склонилась над диваном, а эта тварь уже руку занесла. Воистину: самая страшная секунда в моей жизни.

— Она что, убить меня хотела? — совершенно запуталась Гермиона.

— «Хотела»! Кадмина, тебе чуть не перерезали горло секунду назад! О Мерлин, девочка моя, как же я испугался…

* * *

После того, как тело журналистки, в соответствии с учением буддистов (как пошутила Гермиона), обрело совершенно новую форму — форму картонной коробки — в него аккуратно сложили изогнутый нож, карту, серебристый диктофончик и спутанный комок волос. Гермиона заперла дверь и задернула шторкой низкое окошко. На покупку готового Оборотного Зелья в Лондоне ушло больше получаса. Еще час Гермиона сидела перед новенькой картонной коробкой и ждала, пока возвратится Генри. Покинув ее в облике молоденькой девушки, супруг помчался к дому местного доктора, у которого остановилась Алиса, собрал — к счастью, дома никого не было, кроме девяностолетней старушки–матери — наскоро вещи журналистки и, отъехав на ее машине со всем этим на добрых пять миль, превратил автомобиль в золотой галлеон.

— На память. — Вернувшийся в своем привычном облике Генри бросил монетку в картонную коробку. — Всё в порядке. Ты как?

— Думаю.

— И что получается?

— Да ничего не получается, — вздохнула его жена. — Странное какое‑то привидение осталось от этого графа Сержа! Жил себе тираничный помещик–волшебник, был убит малолетней дочкой — обидно, понимаю! Добрых двести лет провести в склепе — ужасно, страшно, сложно сохранить разум: понимаю всё. Свободу получил — разгул, месть… Но ты подумай… Призрак может испугать маггла, если сконцентрируется. Он даже может при желании перекинуть часть своих сильнейших эмоций магглу или слабому волшебнику. Я читала, призраки могут питаться энергией таким способом — самые сильные свои чувства выплескивать на живого и, пока тот воплощает их желания в реальность, подпитываться этим. Ладно, тут всё пока сходится, даже очень. И ярость, и фигура в старинной одежде, и изнасилования. Но призраки обитают обыкновенно вблизи своих останков. При чем тут лесоруб Панкрат Уткин? Граф полетел в деревню его озлоблять? В монастыре толпа монахов: зачем? Потом — этот Уткин перерезал всю семью, а у него две дочери, одной восемь, другой шестнадцать, — и ни одну не изнасиловал. Притом он просто их зарезал — убил, но не кромсал. Да к тому же повесился. Почему? Память не отшибло? Не может такого быть, он же маггл. Увидел всех мертвыми? Хорошо, допускаю. Ну а то повторное озлобление задержанного монаха? Убрать свидетеля? Очень сложно. Для яростного призрака, который никого не боится — слишком. Далее. Недавнее двойное убийство. Если судить по данным экспертизы, девчонку изнасиловало само привидение, без третьих лиц. Ты понимаешь, какой он силой должен обладать? Или какой яростью? Если бы он обладал постоянной силой, тут бы совсем другая картина была. Значит, он силен всплесками, в моменты бешенства. Ярость у него вызывают девушки, напоминающие его дочь. Теперь что выходит? Девчонка, не многим старше нужного, ночью лезет в его владения. Отделывается синяком под глазом и сама становится орудием. Мало того, что призрак с ней ничего не сделал — так он еще и очень тонко использует ее. Положим, он видел нас и понимает, что мы для него опасны. Положим, он мог бы попробовать натравить на нас кого‑то, ослепленного яростью. Но я сомневаюсь, что он смог бы отпустить молодую девушку. Да и вообще… Не похожа она была на одержимую, — Гермиона помолчала, не сводя глаз с картонной коробки. — Она была спокойная, более чем следует. Всё, что она собиралась сделать — рассчитано и продумано. Здравый, холодный расчет. Она запаслась картой, она надела пиджак, чтобы спрятать за поясом нож… Говорила она вменяемо, спокойно. Поджидала удобного момента. Это вовсе не было наваждение. — Гермиона опять умолкла, всё еще глядя в картонную коробку. — По правде говоря, это было похоже, — она прикусила губу, — похоже на действие заклятия Империус, Генри. К тому же не слишком искусно наложенного.