Ночная Всадница - Дочь Волдеморта

— Поговорите с ним, миссис Саузвильт!

Гермиона сидела верхом на массивном резном стуле ручной работы, сложив руки поверх вогнутой спинки, и умоляюще смотрела в лицо молодой женщины, задумчиво покачивающейся на увитых розами качелях в цветущем летнем саду. Женщина была не старше тридцати лет, очень красивая, изящная, одетая в легкое платье устаревшего покроя, подол которого теребил летний ветерок. Тени листвы играли на ее лице, то и дело освещаемом золотыми лучами полуденного солнца. Она раскачивалась, задумчиво глядя на Гермиону своими огромными изумрудно–зелеными глазами, и молчала. На лице блуждало странное выражение: смесь сочувствия и уверенное упрямство одновременно.

— Миссис Саузвильт, — опять завела Гермиона, выводя каблуком туфли полоски на ворсе ковровой дорожки, — он послушает вас, я знаю!

— Но проблема в том, что я поддерживаю Генри, — печально улыбнулась женщина, вздыхая и отводя взгляд от лица своей собеседницы куда‑то за края большой золоченой рамы, очерчивающей пространство летнего сада. — Это будет ошибкой, моя дорогая. Ты просто не сможешь жить дальше, понимаешь?

— Но прошел почти год! — возмутилась Гермиона умоляющим голосом. — Мне нужно поговорить с Генри, его упрямство — просто глупость!

— Год, — печально улыбнулась молодая женщина на картине, — после смерти я семь лет не показывалась Фабиану и Генри, а потом еще три года не разговаривала с ними. Ты должна понимать: портрет — всего лишь отпечаток человека в этом мире, даже не призрак, не душа. Известно множество печальных историй, когда волшебники попадали в психологическую ловушку, начиная после смерти близких общаться с их портретами. Сознание отождествляет изображение с тем, кого утратило навсегда. Тебе нужно жить дальше, милая. Мой сын умер. И его портрет совершенно прав, что отказывается говорить с тобой. Не думай, пожалуйста, что для него это просто.

Гермиона досадливо отвернулась, несколько раз сердито моргнув, и негодующе уставилась на широкий пустой холст, украшающий левую стену библиотеки: вольтеровское кресло у пылающего камина в полутемной гостиной.

— Не нужно терзать свое сердце, — напутственно продолжала Клаудия Саузвильт своим мелодичным, успокаивающим голосом. — Когда придет время, Генри покажется тебе и заговорит с тобой. Но не раньше, чем это станет безопасно для тебя самой.

— Я совершенно уверена…

— Дорогая моя, не спорь: это бессмысленно. Ты прекрасно знаешь моего сына. Он будет делать так, как считает нужным. Еще слишком рано.

— Но, миссис Саузвильт…

— Всё–всё, — мягко прервала молодая женщина, легко спархивая с увитых розами качелей на траву. — Не обессудь, но я тебя оставлю. Хочу полюбоваться своей внучкой, пока вы не пропали вновь. Так жаль, что ты не хочешь оставаться здесь…

— Клаудия! — строго сказал статный пожилой мужчина с дальнего углового портрета.

— Прости, дорогая, — смутилась миссис Саузвильт. — Всё верно. Нужно жить дальше. Но извини меня сейчас, я очень хочу понаблюдать за малышкой, пока вы еще здесь. Думаю, что имею на это право. Лестер, где Берта и Генриетта?

— В малой гостиной, — отозвался мужчина. — Я провожу тебя. Не грустите, Кадмина. Всё будет хорошо.

Молодая женщина в летнем платье скрылась за рамой, и цветущий сад опустел: только бабочки всё еще порхали над увитыми розовым побегом качелями. Гермиона вздохнула и снова бросила взгляд на пустое кресло у камина.

— Генри, — позвала она, — Генри! Неужели нельзя просто поговорить? Мне о столь многом нужно поговорить с тобой… Я не знаю, что делать, не знаю, как мне дальше жить… За что чувствовать вину, а к чему стремиться… Я запуталась. Генри!

Но пустой холст молчал, и только поленья в камине потрескивали в языках веселого пламени.

* * *

Владения Саузвильтов раскинулись в живописном уголке Баварии на юге Германии, почти у самого истока Рейна, в подножие Альпийских гор. Спрятанный в широколиственных лесах от глаз докучливых магглов, фамильный замок семьи Генри очень нравился Гермионе раньше — в этих владениях было что‑то чарующее и привлекательное, с легкой поволокой таинственности и загадки. Правда, характер Адальберты Саузвильт, бабушки ее супруга и властной хозяйки этого фамильного гнезда довольно быстро заставил Гермиону настаивать на поиске иного жилища для последующей супружеской жизни, в особенности после планируемого рождения ребенка. Но получилось так, что молодая чета вообще недолго пробыла в Европе, и этот конфликтный момент был сглажен.

А после смерти Генри Гермиона провела всего неделю в фамильном имении — страшное для нее время похорон и всех связанных с ними неприятностей. Потом Гермиона сбежала от тяжкого груза воспоминаний в Даркпаверхаус, а после родов уже не бывала в этих баварских владениях.

Адальберта навещала внучку в гимназии Волдеморта, а потом Гермиона и вовсе перебралась к своим приемным родителям прочь из магического мира. И только сейчас, в середине лета, впервые после трагедии молодая вдова решилась навестить этот овеянный для нее болезненными воспоминаниями замок.

Всё прошло не так страшно, как она втайне опасалась. Но, несмотря на это, женщина заранее оговорила с Адальбертой вопрос о непродолжительности своего визита, и той пришлось смириться. Гермиона боялась снова впасть в депрессию, если долгое время проведет на этих просторах. Кроме того, у Грэйнджеров осталась скучать в обществе Алиры, Робби и приемных родителей Гермионы уже не позволяющая себе выходить из дома Джинни, и ее нельзя было бросать там надолго.

Да и не любила Гермиона бабушку Генри. Эта дама была излишне чопорной и чванливой, ее наставительный тон бесил молодую ведьму еще в лучшие времена жизни, а уж теперь она и вовсе побаивалась крупной ссоры. Но, к удивлению и удовольствию гостьи, миссис Саузвильт понимающе отнеслась и к ее поведению, и к ее горю. Вообще она всеми силами сдерживала желание поучать и командовать и только безраздельно завладела маленькой внучкой, оставив Гермиону наедине со своими мыслями и воспоминаниями.

Сначала, правда, Берта пыталась отвлекать ее — но быстро поняла, что этим лишь раздражает свою вдовствующую невестку. Вообще за это недолгое время она удивила Гермиону тактичностью и деликатностью, и это был хороший, многообещающий знак.

Клонился к закату вечер второго дня пребывания в Баварии, и Гермиона почти отчаялась добиться того, ради чего во многом согласилась на очередное осторожное предложение миссис Саузвильт посетить замок.

После трагедии в России и похорон портрет Генри упорно отказывался разговаривать или даже видеться с нею. Умом Гермиона понимала причины и прекрасно знала негласные правила, которым следуют ожившие изображения в отношении самых близких людей в первое время после земной смерти очередного волшебника. Но сердцем она больше всего на свете хотела увидеть супруга вновь, поговорить с ним, выплакаться хотя бы перед волшебным холстом, раз уж столь безвременно и жестоко лишилась оригинала.