Ночная Всадница - Дочь Волдеморта

Директором Хогвартса с сентября этого года стала престарелая и умудренная опытом Миранда Гуссокл, известный теоретик заклинаний, ученая дама, по трудам которой занималось не одно поколение студентов.

МакГонагалл полностью отошла от всех дел заранее, потому что предчувствовала приближение заслуженной награды, которую приготовила для нее старость. И вот обрела долгожданный покой.

— Дивно оно всё сложилось, а, Гермиона? — вывел молодую женщину из оцепенения задумчивый голос великана Хагрида. Он опустился рядом с ней на лавку и взирал на собравшихся с какой‑то затаенной тоской.

— Здравствуй, — тихо поприветствовала его ведьма.

— И ты не хворай, — кивнул Хагрид. — Я говорю: дивно оно всё сложилось.

— О чем ты?

— Да обо всем, — вздохнул тот. — Кто б поверил… Да и вроде как не плохо всё, да что‑то мне не по душе. Паршиво оно как‑то. Ты‑то сама что? Довольна жизнью?

— У меня всё хорошо, — со странным выражением лица сказала Гермиона.

— Вона оно как… У меня тоже… Всё хорошо. А одно — паршиво.

Гермиона вздохнула.

— Так подумаешь, бывает, и завидуешь даже. МакГонагалл‑то.

— Ты с мадам Максим не видаешься? — попыталась утешить его Гермиона и сильно прогадала. Хагрид помрачнел пуще прежнего и отвел в сторону глаза.

— Занята она сильно. Что на меня время тратить? Чурбан какой‑то, лесник. Олимпия с такими не водится.

Повисла пауза. Хагрид думал о чем‑то своем, и Гермиона не знала, что говорить ему — потому была крайне рада появлению библиотекарши Хогвартса мадам Филч, которая сообщила, что Северус и Вэйс собрались уезжать и ожидают ее, а Темный Лорд задержится в школе надолго.

Гермиона была несказанно благодарна супруге смотрителя за это двойное избавление: и от Хагрида с его стенаньями утратившего смысл существования человека, и от этого вечера, с которого очень хотелось наконец‑то сбежать.

— Пойдемте, леди Малфой, — вторично позвала ее мадам Филч, — ваши спутники просили поторопить вас.

Гермиона извинилась перед Хагридом, коротко попрощалась с некоторыми из присутствующих и отыскала Люциуса — он разговаривал с Яксли около статуи Кандиды Когтевран в левом углу Большого зала.

— Прошу прощения, что прерываю, — обратилась она к супругу. — Я поеду в гимназию: утром занятия. Но после четырех обещаю быть дома.

— Отлично, Эбен с женой приглашены на ужин, — кивнул ее муж.

— Буду рада вас видеть, — улыбнулась Гермиона Яксли, и тот учтиво поцеловал протянутую ему руку. — Бери с собой Мэлани.

— Постараюсь, — пообещал министр, и Гермиона, попрощавшись, направилась к выходу из Большого зала.

Мадам Филч ожидала у дверей и указала теперь в сторону главного входа.

— Вас ждут на ступенях, леди Малфой. Прощайте, счастливого пути.

— До свидания, миссис Филч, — кивнула ей Гермиона и направилась через холл к выходу.

Она стала законной супругой Люциуса почти четыре года назад, в феврале, отдавая дань приличиям — потому что со дня смерти Джинни жила у него. А Нарцисса получила официальную свободу.

Гермиона не сожалела о своем решении и не радовалась ему. Вот уже много лет, как она просто существовала — плыла по течению, будто исполняя написанную программу, подобно маггловскому компьютеру, устройство которых когда‑то пытался объяснить ей Робби.

Работа, бесконечные ученики, коллеги, ни с одним из которых молодая ведьма пока не сошлась настолько близко, чтобы можно было говорить о дружбе. Дом, семья.

Люциус, когда они бывали наедине, и Генриетта — вот всё, что наполняло жизнь молодой женщины тем, что теперь она принимала за подлинное счастье.

За Еттой следила горничная, мадам Рэйджисон, что давало молодой матери приятную возможность выступать балующей и приходящей на помощь стороной. Но она не так уж много времени могла проводить со своим ребенком — из‑за преподавания, да и обязательных светских развлечений. Дочь Лорда Волдеморта и супруга Люциуса Малфоя не имела права просиживать всё свое свободное время в детской.

И с годами каким‑то безликим стало всё, что делала Гермиона под маской приветливости и радушия.

Нельзя носить внутри пламя протеста, но постоянно выполнять то, что велит долг — это пламя или вырывается наружу, или потухает. Нельзя постоянно желать душой того, чего делать не можешь — это сводит с ума.

И ты просто перестаешь желать.

Когда долго носишь маску, под ней уже ничего не остается…

Так получаются достойные «статс–дамы», светские леди — они безупречно воспитаны, их поведение идеально, они — гордость супругов и отцов. Замерзшие статуи — совершенные и безликие.

Такой прожила свою жизнь бабушка Гермионы Друэлла Блэк, такой долгие годы была ее тетя Нарцисса. Величественными статуями становились все многочисленные мадам Малфой — Марселина Крауч, Аврория Мелифлуа, Лилит Забини, Геката Бурке… Такой суждено было стать Астории Гринграсс, но судьба попыталась внести свои строгие коррективы.

И Кадмина Гонт–Блэк тоже уверено обращалась в безукоризненную леди Малфой. Она не противилась этому и не замечала опасности. Просто существовала — а жить мешали условности, отсутствие близких друзей и два тугих обруча, крепко сковавших замерзающее сердце, не дающих ему загореться вновь.

…На ярко освещенных ступенях магической школы гулял холодный осенний ветер. Слева от входа о чем‑то беседовали старик Филч и Северус Снейп. На подъездной аллее поблескивал большой серебристый лимузин, около которого дожидалась с задумчивым видом одетая в элегантный траур Вэйс. Гермиона вытащила из сумки пачку маггловских сигарет и направилась к ней.

— Никогда не могла понять этой дружбы, — кивнув в сторону прощающихся мужчин, заметила Анжелика, когда Гермиона остановилась рядом и закурила, — это было для меня загадкой еще в годы учебы.

— В школе я считала, что они друг друга стоят, — пожала плечами Гермиона.

— Северус и этот старый сквиб?!

— Когда я училась, они легко отождествлялись, — хмыкнула леди Малфой, — две грозы несчастных студентов.

— Но это были совершенно различные угрозы, — возразила Вэйс. Гермиона знала, что ее нынешняя коллега тоже окончила Хогвартс и даже еще училась на седьмом курсе Гриффиндора, когда сама Гермиона поступила в школу. Правда, она ее совершенно не помнила — но тем не менее Анжелика Вэйс знала Снейпа таким же, каким сохранила память Гермионы в школьные годы.

Снейп нынешний тем временем простился со стариком–смотрителем и направился к машине, а тот своей шаркающей походкой поковылял в замок. Вэйс открыла серебристую дверцу, Гермиона выкинула недокуренную сигарету.