Ночная Всадница - Дочь Волдеморта

И она знала, кто сможет это сделать. Разложить всё по полочкам, разъяснить и растолковать.

Но не это ли будет предательством?..

Вот какие мысли, вкупе с грандиозными замыслами о «перемирии», блуждали в голове наследницы Темного Лорда. А тут — Рон со своими быстро перешедшими в дерзость ухаживаниями. Да, ей было не до него — но это же не повод превращаться в животное, орать, грубить, размахивать тут своими ручищами и ставить какие‑то ультиматумы! Ещё собственник выискался! Кажется, обетов верности она не давала…

— Да кто он мне вообще такой, — в сердцах прошипела Гермиона вслух, бросая яростный взгляд на светящиеся в темноте кривые окна Норы.

— Cadmine, хочешь, он вообще пропадет без вести? — внезапно спросил тихий женский голос из рощи, и Гермиона подскочила от неожиданности. — Это, правда, может осложнить завтрашний отъезд в Хогвартс, но жизнь твою явно сделает проще! Могу устроить.

Из тени деревьев показалась закутанная в черный плащ Беллатриса.

— Ты неплохо справилась, не думай.

Они ушли вглубь рощи, и вот уже двадцать минут Белла слушала пылкое повествование о прошедших в доме Уизли двух неделях. Гермиона и не догадывалась, сколько всего накипело в ней за эти пятнадцать дней и как сильно хотелось выговориться перед человеком, с которым можно быть откровенной. По иронии судьбы среди стольких давно знакомых и ставших по–настоящему родными людей этим человеком оказалась Беллатриса Лестрейндж, и Гермиону совсем не покоробило это.

В конце концов, эта женщина была её матерью. И образ её в подсознании девушки всё ещё не воссоединился с той Беллатрисой Лестрейндж, о которой она теоретически знала. Просто две совершенно разные женщины, и эту, столь вовремя явившуюся сейчас, Гермиона воспринимала ныне, ввиду некоторых причин, куда ближе, чем всех тех, оставшихся на свету, за линией этой темной рощи, где наконец‑то можно говорить то, что думаешь.

И она говорила. Вываливала из себя весь накопившийся груз невысказанных впечатлений. Странных, кричащих, неожиданных… Пугающих Гермиону своим резким контрастом с тем, к чему она привыкла.

— Не печалься, ты приспособишься, — подытожила её излияния Беллатриса. — Так бывает. Стоит уловить новый угол зрения, и начинаешь на всё смотреть по–иному.

— Но я стала бояться, я не узнаю саму себя! Это как наваждение. И у меня сдают нервы, — угрюмо закончила Гермиона.

— Ты изменилась, — пожала плечами Белла. — Это закономерно. Я в своей жизни тоже долго носила маску. При свете дня Беллатриса Лестрейндж, а в ночи неистовая Пожирательница Смерти. Очень контрастные образы. Мне было тяжело. И сразу я чуть не сорвалась. Но я смогла — и ты сможешь. Перемены характера, произошедшие в период, когда змея появилась на моей руке, восприняли как реакцию на изменение привычного уклада жизни, хотя я уже почти год как была замужем… Люди слепы. И любят сами придумывать себе легенды. Пользуйся этим, чтобы набраться опыта и актерского мастерства. Tu sauras le faire, Cadmine [22] Ты справишься, Кадмина (франц.). . И привыкнешь к тем, кто тебя окружает вновь.

— Но они ужасны! Гарри и Рон. Рон жалок, но с Гарри хуже. Он возомнил о себе невесть что, считает, что другие никогда не смогут его понять, и злится на всех окружающих. Но это бы ладно! Мне так жаль Джинни. Она ведь любит его, страдает — а он, кажется, не замечает этого вовсе. Он так с ней жесток…

— Герои всегда такие, Кадмина, — невозмутимо улыбнулась Белла.

— Но ведь Гарри таким не был! То есть… То есть я не замечала… Точнее, не думала, что настолько… Что… Ведь он разрушит ей жизнь! И это уже не игрушки. А он и не думает…

— Гарри Поттер таков, каким его воспитали, — прервала Беллатриса. — Не вини его слишком сурово. Он привык быть особенным, окрылен успехами прошлого. Альбус Дамблдор постарался, чтобы мальчик поверил в свою исключительность. Ему семнадцать лет, не требуй от него слишком многого.

— Я понимаю… Но Джинни! На неё больно смотреть.

— Это её выбор, — развела руками Белла.

Гермиона вздохнула и отвела глаза.

— Мне нужно поговорить с Papá, — сказала она затем, продолжая смотреть в землю. — По поводу книги, завещанной Дамблдором. — Судя по всему, это некая загадка, ключ к выполнению «задания» директора.

— С этим придется немного подождать. Посмотрим при случае, ne t'en fais pas [23] не забивай себе голову (франц.). .

— И ещё мы потеряли тот Хоркрукс, — вздохнув, добавила девушка, внезапно осознав, что в пылу забыла упомянуть самое важное, — вместе со всем, что решили выбросить во время уборки штаба Ордена Феникса.

— Выбросить?!! — вскинулась Беллатриса.

— С другой стороны, и Гарри вряд ли сможет теперь найти его, — продолжала Гермиона. — Сейчас медальон может быть где угодно.

— Ладно. Pas grave [24] Не важно! (франц.) ! — наследнице Темного Лорда показалось, что это «pas grave» было несколько наигранным. — Тебе понадобится немало терпения, Кадмина. Будь сильной. Это понравится тебе, я уверена. Попытайся отрешиться от чужих проблем, хотя бы на время. Просто понаблюдай, не принимая близко к сердцу. И не забывай о том, кто ты есть. Это придаст сил. И ты сама не заметишь, как у тебя вырастут и крылья, и клыки…

* * *

Следующее утро выдалось серым и суматошным. Гермиона и Рон не разговаривали друг с другом, Джинни на Гарри старалась не смотреть — а собираться в условиях таких взаимоотношений крайне сложно. Поэтому когда все наконец оказались на вокзале, Гермиона чувствовала себя выжатой, словно лимон.

Но расслабляться было рано — предстояло ещё несколько часов работы в тесном сотрудничестве с Роном: они оба направились в вагон старост и, позже, должны были обходить первокурсников. Рон демонстративно молчал, даже когда она к нему обращалась. А увидев в коридоре Лаванду, сделал самое идиотское, что, по мнению Гермионы, только мог — поцеловал Браун прямо на глазах наследницы Темного Лорда, поставив последнюю в дурацкое положение.

Скрежеща зубами от злости, она пронеслась мимо к туалету и заперлась там.

«Кадмина Гонт–Блэк, — прошептала девушка, глядя в заляпанное зеркало. — Que diable! Сe fut bête… [25] Чёрт возьми! Это было глупо… (франц.) »

Она спустила мантию с плеча — почему‑то вид Черной Метки придавал терпения и душевных сил. Откинула волосы и несколько раз глубоко вдохнула.

Рон всё ещё целовался с Лавандой, специально не уходя из коридора — ждал выхода Гермионы. И она вышла. Вышла, поравнялась с ними и остановилась, устремляя взгляд в окно.

— Рон, роль шлюхи тебе определенно идет — смотри, люди так и тянутся! — довольно громко заметила девушка. — Лаванда, я бы посоветовала еще дать ему денег — это может подстегнуть усердие.