Ричард Кнаак - Скрытый Пророк

Кетуй весь напрягся. Даже хотя Амолия не смотрела на него, она, судя по всему, ощутила перемену.

— Они думали, что поймали его, — объявил тёмный маг с отсутствующим взглядом. — Но крыса проскочила сквозь ловушку!

— Они нашли его так быстро? — спросил Ульдиссиан, впечатлённый, несмотря на упоминание побега.

— Ни один маг-отступник не может скрыться в этом городе, — объяснила Амолия с некоторой надменностью. — Все заклинатели соглашаются оставить маленький кусочек своей сущности, который хранится до наступления подобного случая. Сейчас это произошло с Зоруном Тзином, как со многими до него.

— Звучит очень рискованно для всех магов, особенно если какой-нибудь член совета захочет прибрать Кеджан к рукам.

— Требуется три четверти совета, чтобы открыть путь к хранилищу. Катастрофа или предательство невозможны.

Ульдиссиан не стал спорить, но он чувствовал, что маги слишком самоуверенны, особенно если учесть творящиеся междоусобицы. Хуже того, теперь, когда его чуть не поймали в теле Тзина, Малик наверняка захочет сменить его, и очень вероятно, что новая жертва не будет принадлежать к собратьям Амолии.

— Мы узнаем, чего желает совет, — наконец согласилась она. — Но не удивляйтесь, если они откажутся слушать фермера, который хочет рассказать им, что им следует и чего не следует делать со своими знаниями и навыками.

— Я не этого хочу, — огрызнулся Ульдиссиан.

Ни Амолия, ни Кетуй на это не ответили. Вместо этого они встали бок о бок… И исчезли.

После их отправления принц Эхмад облегчённо вздохнул.

— Хвала небесам! Я боялся, что если вы продолжите сражаться, то снесёте весь балкон.

— Прошу прощения за своё участие.

Хозяин дворца отмахнулся от этих извинений:

— Закончи это дело с кланами и гильдиями без дальнейшего хаоса и кровопролития. Это всё, о чём я прошу тебя, ассенианец.

Сын Диомеда кивнул:

— Только этого я и хочу.

Но настала ночь, а вестей ни о Зоруне Тзине, ни по поводу выступления перед кланами магов не пришло. Принц Эхмад заверил Ульдиссиана, что последнее вызвано исключительно спорами между заклинателями о том, как лучше всё организовать.

— Они обсудят один вариант и другой вариант и в конечном счёте придут к решению, которые бы приняли, если бы вообще не спорили. С гильдиями то же самое, от них я тоже до сих пор жду ответа.

Охота на бывшего пленителя Ульдиссиана продолжалась безрезультатно. С той поры, как его в последний раз видели, Тзин — или, вернее, Малик — пропал бесследно. Для Ульдиссиана это означало, что высший жрец, вероятно, уже нашёл другое тело. Теперь он мог быть кем угодно .

Объяснить это принцу было нетрудно; труднее было решить, что с этим делать. Эхмад заверил его, что передаст это Амолии и остальным, но Ульдиссиан считал, что этого недостаточно. Малик снова придёт за ним — в этом он был уверен… И это означало, что любой на пути злобного духа мог стать жертвой.

Эхмад отказался от предложения Ульдиссиана, чтобы сын Диомеда нашёл укрытие где-нибудь в другом месте:

— Во-первых, только если эта жуткая тень не узнает, что ты ушёл, она всё равно попытается проникнуть во дворец. Во-вторых, если ты покинешь дворец, кланы магов могут истолковать это так, что ты больше не находишься под моей защитой. Они такие — рады найти лазейку, мастер Ульдиссиан.

— Вот я и думаю, стоит ли вообще связываться с ними. Можно ли вообще им доверять.

— О, ещё как можно. Если они приносят клятву, то соблюдают её. Нужно только убедиться, что уверен в формулировке.

Эхмад покинул Ульдиссиана на этой не слишком вдохновляющей ноте. Принц выделил ему роскошную комнату, в какой бывший фермер не живал даже будучи гостем у Этона из Парты. Шикарная округлая кровать — гораздо мягче, чем те, к каким он привык, — имела высокий, богато вытканный навес с красивыми картинами джунглей. Разнообразные вытканные животные и растения, как оказалось, успокаивали глаз, а не тревожили, как Ульдиссиан поначалу подумал. В каждом углу помещались два перекрещенных копья.

Всё убранство комнаты было чрезмерно пёстрым для простого деревенского жителя. Ослепительно красные, оранжевые и золотые цвета составляли резкий контраст лесным краскам, которые можно увидеть в жилище фермера. У людей Ульдиссиана никогда не было возможности так разукрашивать свои дома: они были слишком заняты добыванием пропитания из земли.

По правую руку располагались два больших окна с филигранным орнаментом, выходящим на северную часть города. Прозрачные занавески, вероятно, изготовленные из шёлка, смягчали весь свет, проходящий снаружи. Ульдиссиан быстро узнал, что столица никогда по-настоящему не спит: в ней постоянно что-то происходило. Он дивился тому, что люди могли продолжать жить своей жизнью, особенно в свете монументальных и смертоносных событий, в которых он не только принимал участие, но был главной их причиной.

Он возвратился мыслями к Мендельну, Серентии и остальным. По какой-то причине по ходу дня Ульдиссиан всё больше беспокоился за них. Словно что-то было не так, но что именно это было, он не знал. Он боялся по-настоящему достать до них разумом, потому что, если всё было так, как он оставил, они тут же стали бы больше волноваться за его безопасность. Ульдиссиан не хотел, чтобы эдиремы действовали необдуманно. Всё, что исключало возможность заручиться поддержкой кланов магов и гильдий против Собора, вело к бедствию.

Но ощущение тревоги продолжало расти в нём. По некотором размышлении Ульдиссиан решил достать до одной Серентии. Он попытается быстро убедить её, что всё хорошо. Не нужно волновать её возвращением Малика, по крайней мере, пока.

Но когда он начал звать её, один из огней снаружи стал отвлекать всё больше. Куда бы Ульдиссиан не поворачивался, оказывалось, что ему на глаза попадается либо огонь, либо его отсвет.

Решение его проблемы было довольно простым. Поднявшись, Ульдиссиан увидел более плотные занавески по краям окон. Он начал расправлять одну из них — и замер. Ульдиссиан посмотрел на далёкий свет, пытаясь определить, откуда он исходит. Он был далеко, гораздо дальше, чем он думал. Похоже, источник находился за пределами городских стен, но что столь далёкое от дворца могло быть всё же таким ярким?

Затем звук, похожий на грудное рычание, заставил его подпрыгнуть. Ульдиссиан оглянулся, но ничего не увидел. Он принял оборонительную позу, но в конце концов решил, что ему показалось.

Его охватила усталость. Потеряв всякий интерес к свету, Серентии и всему остальному, сын Диомеда побрёл к кровати. Он упал на неё и перекатился на спину. Ничего не желая, кроме как поспать, Ульдиссиан уставился на успокаивающие рисунки, вытканные на навесе.