Джон Норман - Рабыня Гора

– Ты жесток, хозяин.

– Разве можно быть жестоким к рабыне? – удивился он.

– Да, – согласилась я. – Разве можно быть жестоким к рабыне?

– Ты плачешь?

– Прости, хозяин.

Мы лежали, обнявшись, в темноте. Он запретил мне двигаться. Шум утих – деревенские парни угомонились, потеха закончилась. Моих сестер-невольниц снова ждут рабские путы.

– Как тебя звали там, у варваров? – спросил он.

– Джуди Торнтон, хозяин, – ответила я.

– Как ты попала ко мне?

– Ты отвоевал меня в схватке, хозяин, и сделал своей рабыней.

– А, да. – Вспомнил все-таки! Вот зверь! А я – в его руках, нагая, беспомощная.

– У варваров такие сложные имена.

– Это два имени, хозяин, – пояснила я. – Мое имя – Джуди, фамилия – Торнтон.

– Варварство.

– Да, хозяин.

– Мне не нравятся эти имена. Ты не будешь носить их.

– Да, хозяин. – Наверно, слишком уж непривычно, слишком по-варварски звучат для горианина эти имена.

– А как звали твоего хозяина-варвара?

– Не понимаю, хозяин.

– Ну, того варвара, которому ты принадлежала на Земле? Может, взять его имя?

– Но на Земле я никому не принадлежала, хозяин. Я была свободной.

– На Земле таким женщинам позволяют быть свободными?

– Да, хозяин.

– Что за мужчины на Земле?

– Не похожи на гориан, хозяин.

– Понятно. Они счастливые? – Нет.

– А женщины там счастливы? – Нет.

– Понятно. А земные мужчины не считали тебя красивой, не хотели тебя?

– Они слабые. Я и не знала, что значит быть желанной, пока не попала в этот мир. – Я стиснула его в объятиях. – Только в руках настоящих мужчин, таких, как ты, хозяин, я поняла, что значит быть женщиной.

– Можешь двигаться, – разрешил он.

Я с криком забилась в судорогах в его объятиях.

– Стоп! – сказал он.

– Хозяин! – вырвалось у меня.

– Не двигайся.

Я взвыла от отчаяния. Какая жестокость!

– Да, хозяин!

Он довел меня до той точки, когда малейшее движение способно повергнуть в самое невероятное, самое фантастическое состояние из всех, что когда-либо довелось познать женщине, в состояние, в котором вся она – и душой и телом – покорена, целиком и полностью подчинена мужчине, в тот пароксизм самоуничижения, в тот немыслимый экстаз, что зовется оргазмом рабыни.

– Я должен выбросить тебя из головы. Я застонала.

– Какое на тебе клеймо? – спросил он.

– Цветок рабынь, дина! – выкрикнула я. Как он сказал сейчас? «Ты самая обычная. Ничего особенного в тебе нет. Значит, и имя надо придумать незначащее, простое и скромное, чтобы подходило для такой ничтожной, никчемной, невежественной, клейменой рабыни, как ты».

– Дина! – выкрикнула я.

Тело его начало совершать плавные движения.

– Позволь мне кончить! Позволь мне кончить, хозяин! – исходила я криком.

– Нет, – был ответ.

Что за мука! Изо всех сил пыталась я не шевелиться.

– Я дам тебе имя.

Я молчала, не в силах выдавить ни слова.

Среди его рабынь я единственная Дина. Самое обычное клеймо. Девушек, носящих его, часто зовут Динами. Вполне подходящее имя для ничем не выделяющейся, низшей среди рабынь. Незначащее. Простое. Скромное. Я – обыкновенная, мне грош цена. И имя обыкновенное, грошовое. Чего же еще для такой, как я? Для невежественной клейменой рабыни?

– Ты не забудешь свое имя! – обещал он.

– Нет, хозяин! – Знаю, как именно он впечатает это имя мне в память.

Говорит, я никчемная, ничтожная. Знаю: красная цена мне – горсть медяков.

Я знаю, как он назовет меня.

Он не останавливался.

Наконец, не выдержав, я снова закричала:

– Я должна кончить, хозяин! Не могу больше! Не могу! Сейчас кончу!

– Ты должна кончить, – спросил он, – даже если за это придется умереть?

– Да, хозяин!

– Тогда кончай, рабыня.

Я зашлась в крике.

– Ты Дина! – победно смеясь, рыча, как лев, провозгласил он. – Ты Дина, моя рабыня! – Он хохотал, упоенный своей победой над поверженной в прах рабыней.

– Да, хозяин! – намертво вцепившись в него, самозабвенно вторила я. – Я Дина! Дина! Дина любит хозяина!

А потом, счастливая, опьяненная его могуществом, я лежала в объятиях хозяина – рабыня, которой он обладал. Как я любила его!

– Странно. – Он глянул вверх. В небе Гора дрожали звезды.

– Хозяин? – откликнулась я.

– Ведь ты вроде бы самая обыкновенная.

– Да, хозяин. – Я нежно поцеловала его плечо.

– Самая обыкновенная.

Так оно и есть. Он – Клитус Вителлиус, предводитель воинов Ара. А я – просто Дина.

– Да, хозяин, – послушно согласилась я.

– Боюсь, я становлюсь к тебе неравнодушен, – признался он.

– Дина рада, если завоевала расположение хозяина.

– С этой слабостью надо бороться, – отчеканил он.

– Высеки меня. – Нет.

– Не ты слаб, хозяин, – я поцеловала его, – это я, Дина, в твоих объятиях лишаюсь сил.

– Я предводитель воинов. Я должен быть сильным.

– Я рабыня. Я должна быть слабой.

– Я должен быть сильным.

– Ты не казался мне слабым, хозяин, когда смеялся, когда обладал мною, когда назвал Диной. Нет, ты был величественным, сильным и гордым.

– Я покорил всего лишь рабыню.

– Да, хозяин. Ты покорил меня.

Что правда, то правда. Дина, дочь Земли, что звалась некогда Джуди Торнтон, была прелестной студенткой и поэтессой, влюблена, покорена, порабощена Клитусом Вителлиусом из Ара.

– Ты выводишь меня из себя, – раздраженно бросил он.

– Прости, хозяин.

– От тебя надо избавиться.

– Позволь мне идти по пятам за последним из твоих воинов! То, что он избавится от меня, меня всерьез не пугало. Я

люблю его! И верю, что и я – его воле вопреки – ему небезразлична.

– Хозяин, – тихонько позвала я.

– Да, – откликнулся он.

– Сегодня ночью Дина дала тебе наслаждение?

– Да, – ответил он.

– Я хочу твой ошейник.

Долгое молчание. Наконец он заговорил:

– Ты земная женщина. И все же просишь надеть на тебя ошейник?

– Да, хозяин.

Мужчина – говорят на Горе – всем сердцем жаждет свободы, а женщина – всем существом своим – любви. И потому ошейник сладок обоим. Обладание рабыней делает мужчину свободней. Он волен делать с ней все, что хочет. Женщина же, которой обладают, безгласная, бесправная рабыня, покоряясь, обретает любовь.

Я чувствовала: мой хозяин боится. Боится тех чувств, что вызвала в нем я. И это давало мне власть над ним.

– Дина хочет ошейник хозяина, – шептала я, покрывая его поцелуями. В ошейнике я была бы на равных с Эттой.

– Какой рабыне носить ошейник – решаю я, – отрезал он.

– Да, хозяин, – смирилась я. Сочтет нужным надеть на меня ошейник – наденет. Нет – значит, нет.

– Дина любит хозяина? – спросил он.

– Да, да, хозяин! – прошептала я. Я так любила его!

– Я оставил тебе выбор?

– Нет, хозяин. Просто заставил себя полюбить – и я ничего не смогла сделать.