Джон Норман - Рабыня Гора

– Да-да, господа! – оживился торговец.

Дверь закрылась. Комната снова погрузилась в темноту. Кожу еще саднило от острого грифеля. Значит, на мне написано «Йата». Теперь меня зовут Йата.

– Имя? – спросил мужчина золотистоволосую.

– Нарла, – ответила она, – если хозяину будет угодно.

– Годится, – кивнул он. – Имя? – это уже мне.

– Йата, если хозяину будет угодно.

– Годится.

– Ко мне они попали от достойного работорговца, Александра из Телетуса, – тараторил торговец, – только бумаги затерялись в дороге.

– Я беру обеих, – объявил мужчина. Долго торговаться он не стал, и вскоре мы с Нарлой уже стояли за стенами длинной низкой комнаты, в коридоре. На шеях – связанные друг с другом поводком кожаные ошейники, в середине поводка – ручка. Схваченные наручниками руки – за спиной.

– Далеко ли до Телнуса, хозяин? – спросила я.

– Вот дура, – буркнул он, – ты уже в Телнусе.

– Зачем ты купил нас, хозяин?

– Будете работать у меня в заведении, пату подавать. Нарла застонала.

Я улыбнулась.

– Хозяин, позволено ли будет спросить, как называется твое заведение?

– Самое лучшее в Телнусе, – похвастался он.

– Да, хозяин?

– А называется «Чатка и курла».

– Спасибо, хозяин.

На Нарлу накинули плащ и колпак, завязали под подбородком. Теперь не увидит, откуда ее забирают. Полы плаща подоткнули под подбородок. Плащ короткий, с четырьмя овальными вырезами. На ткани – какая-то надпись. Наверняка реклама «Чатки и курлы». Надели колпак и плащ и на меня. Ничего не видно. Подол болтается высоко, открывает ноги. В вырезах гуляет ветерок. Хозяин потянул за привязь. Я послушно пошла следом.

Вот я и в Телнусе.

С подносом над головой я осторожно ступала между столами.

«Чатка и курла» – большая таверна. Четыре этажа, широкий двор, полы деревянные. Здание опоясано округлыми террасами шириной футов по двадцать, над террасами – два округлых балкона, каждый шириной около десяти футов.

Сегодня у нас людно.

С потолков и с крыш балконов на цепях свисают тусклые каретные фонари из красного стекла.

В таверне шумит толпа.

По деревянным пандусам слоняются клиенты, снуют рабыни. Задевая их в толкотне, стараясь не опрокинуть поднос, я пробираюсь ко второму балкону. В «Чатке и курле» много девушек – больше сотни. Я осторожно поднимаюсь по выложенному через каждые двадцать дюймов поперечными перекладинами наклонному пандусу.

В каком-то из альковов вскрикнула девушка.

Талия крепко обтянута красным шнуром – курлой. Узел над левым бедром развязывается легко – одним рывком. Поверх курлы вдоль тела и дальше, между ног, к спине, тянется чатка – узкая, дюймов шесть, полоска черной кожи. У облаченной в чатку и курлу девушки хорошо видно клеймо – на правом ли оно бедре или на левом. Еще на мне надет калмак – черный кожаный жилет без рукавов. Один из гостей, мимо которого я пыталась прошмыгнуть по пандусу, распахнул его. Я беспомощно застыла, держа над головой поднос. Держа жилет нараспашку, мужчина дважды поцеловал меня, приговаривая: «Ах ты красотка!» – «Если позволишь, девушка будет рада доставить тебе удовольствие в алькове», – проговорила я. Так нас учили, этого от нас ждут, но мой ответ был не лишен подлинной искренности. Несколько дней назад, когда меня впервые отправили обслуживать гостей «Чатки и курлы», этот мужчина уже обладал мною. О, он хорошо знает, как взять от беспомощной прекрасной рабыни все!

– Позже, рабыня, – сказал он.

– Да, хозяин, – шепнула я в ответ и пошла дальше.

Кроме курлы, чатки и калмака на мне эмалевый турианский ошейник, с него на золотых цепочках свисают пять черных, покрытых эмалью колокольчиков, такие же колокольчики – на черном, покрытом эмалью ножном браслете. Обритые перед плаванием волосы еще короткие, но начинают отрастать. Голова повязана чем-то вроде платка – курой. По прибытии в «Чатку и курлу» нас с Нарлой принялись мыть и скрести – смывали корабельных вшей, остатки въевшейся в кожу за время плавания грязи. Зацепив за правое ухо, рабыни окунали наши головы в ванну с уничтожающим вшей раствором, а мы крепко зажмуривались и старались не открывать рта. Потом нам позволили вымыться самим. Не припомню, чтобы мытье когда-нибудь доставляло мне такое удовольствие.

– Паги! – потребовал сидящий на первом балконе гость.

– Сейчас позову рабыню, хозяин. – Я спешила на второй балкон, на четвертый этаж.

По ведущему к верхнему балкону пандусу навстречу мне спускалась Нарла.

– За шестым столом на первом балконе требуют паги, рабыня, – бросила я ей.

– Принеси сама, рабыня.

– Я занята, рабыня.

– Плохо, рабыня.

– У него плетка, – предупредила я.

Она побледнела. Кое-кто из гостей приходит в таверну с плетками. К краю каждого стола прибит на ремне наручник. Если гость недоволен, девушку тут же поставят об этом в известность. Так что мы старались вовсю. Я улыбнулась, провожая взглядом Нарлу: что было духу бросилась вниз по пандусу за пагой. На корабле, сидя в клетке на палубе, она обидела меня. Обозвала уродиной, трюмной девкой. Разве я виновата, что обрили голову? Что я теперь ни блондинка, ни брюнетка, как она? Эти цвета ценятся больше всего. Ничего, вот станут мои волосы опять темными и блестящими – буду не хуже ее. И уж почти наверняка наслаждения хозяину смогу доставить больше.

, Стоя на коленях у стола на втором балконе, я поставила поднос на пол и не мешкая принялась услужливо расставлять на столе его содержимое: мясо, сыр, соусы и фрукты, вина и орехи.

– Желают ли хозяева еще чего-нибудь от Иаты, своей рабыни?

– Ступай, рабыня, – раздался женский голос. Разодетая в пух и прах, укрытая покрывалами, у стола в сопровождении эскорта стояла на коленях свободная женщина. Ее спутники, скрестив ноги, сидели позади. Иногда свободные женщины со свитой появляются в «Чатке и курле». Голос какой-то недовольный.

– Да, госпожа, – прошептала я и, подхватив поднос, понуро удалилась. Не будь с ними женщины, мужчины из ее свиты, пожалуй, пожелали бы от Йаты, своей рабыни, чего-то еще. Иногда, к раздражению прочих клиентов, меня, приберегая «на потом», пристегивают наручником к столу.

Подойдя к перилам, я взглянула вниз. Футов двадцать пять высота, а то и больше. Среди столов извиваются танцовщицы. Их в «Чатке и курле» несколько. Иногда самую искусную выставляют в центр зала, туда, где на темно-красном деревянном полу выкрашен желтым круг.

Мужчины входят, выходят. Я, держа в руках поднос, стою у перил.

Никто меня не ищет. Почему? Просто еще одна ничтожная кабацкая рабыня. Служу гостям, как и остальные, всем без разбора, выполняю малейшие прихоти.

Я заскользила глазами по росписи стен. Похоже, равнины Турий. А может, земли кочевников. Сцены охоты, набег на караван, укрощение рабыни; огромные стада босков, вереницы кочевых кибиток; стены и башни Турий, всадники на холме смотрят в сторону города. Да и подающие пагу девушки одеты как рабыни всадников-копьеносцев – в роскошную шелковистую кайлу. Под такой одеждой не спрячешь оружие, девушка вся как на ладони, от глаз хозяина ничего не утаить.