Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — граф

Я сказал со вздохом:

— Был бы рыцарем — ни в жисть бы не пошел!.. Рыцари — они за бабс, но я, увы, паладин.

— А кто такие паладины?

— Бедняги, с которых спрос еще больше. Нам приходится в такие дыры, куда бабники ни за какие пряники.

— Вам решать, — ответила она совсем тихо. — Надеюсь, у вас все получится… а мы наконец обретем покой.

Я не успел ответить, она сделала шаг в сторону и без остатка вошла в толстую каменную стену. Я зябко передернул плечами, огляделся по сторонам, поднял взгляд вверх на лестницу и, сосредоточившись, вызвал сперва термозрение, переждал неприятное чувство дезориентации, прибавил к нему запаховое, это вовсе подняло желудок к горлу, наконец нащупал и заставил заработать тот рудиментный орган, что отвечает за локацию.

Коридор впереди вспыхнул всеми красками, уже не коридор, а не то сверкающий мир причудливого кристалла, не то буйство энергии, простыми глазами незримое, но я, оставшись один, без всякого стеснения, рискуя обблеваться, задействовал все органы чувств, и вижу такое, что вообще не могу понять. Может быть — это гамма-лучи или нейтрино, но я вижу, и душа трепещет от ужаса и попыток понять суть этой звездной энергии.

Сердце стучит так, что кровь горячими толчками расплавленного железа раздувает жилы и ломит виски. За эти дни я все-таки сумел вычислить, где же он, Кристалл Огня. Вот осталось только несколько шагов, а там руку протянуть… но тут тот случай, когда протянешь руку — протянешь ноги.

Стены, потолок, пол — везде это зловеще-лиловое буйство. Для пробы полушагнул, внезапным холодом резануло по всему телу так яростно, что едва не сбросило с лестницы. Похоже, впереди затаилось такое счастье, что мясорубка покажется лежанием в гамаке в летнюю ночь.

Не отложить ли на завтра, мелькнула мысль. Ничего не случится, если проживу здесь еще сутки. Но продумаю, как добраться… Я отступил и тут же понял, что поддался не то трусости, не то слабости. Мое «отступить» и «отложить на завтра» — это не от расчета, а от трусости.

— Да какого дьявола, — сказал я тихонько. — Тварь я дрожащая аль право имею?

Я отступил, я же демократ и на все имею право, тихонечко побежал обратно. Луна смотрит холодно и враждебно, крылатые твари носятся с пронзительным писком, волосы дыбом. Убрать бы этот ультразвуковой диапазон, но страшно пропустить что-то гадостное, я морщился, вздрагивал, стискивал зубы, проделал весь обратный путь через комнату с гобеленами напружиненный так, что заломило кости.

Когда бежал через комнату, где на столе ряд черепов, и мимо странного пояса на крюке у самой двери, пальцы зачесались от страстного желания снять и примерить. В зале, где прямо из каменного пола колышутся высокие стебли, характерные для болот, двигаются едва различимые привидения, но герцогиню не увидел, перевел дыхание, стыдно даже перед привидением выказывать отступление, и хотя это не отступление, а ретирада, даже тактический маневр, но не поймет, дура, для нее если мужчина, то обязан переть, как дурак, напролом, это именуется рыцарством, а все хитрости, мол, дело женское…

Дура, ответил я мысленно, я — рыцарь новой формации. Очищенный от багов. Самоочистившийся. Это самое лучшее, когда не тебя очищают, а сам себя чистишь. Какие-то приятные баги и глюки можно оставить, самую чуточку, где этой «чуточки» столько, что целое стадо свиней брезгливо откажется от родства с таким грязным животным.

По эту сторону стен дворца луна огромная и белая, похожая на Сатурн. Даже пятна размылись, вытянулись в полосы. Вчера была оранжевая, почти красная, опускалась за лес так и вовсе багровая, но не зловеще, а успокаивающе, а сейчас холодный мертвый свет заливает землю все убивающим излучением. Недаром же попрятались даже жуки и муравьи, а порхает что-то призрачное, совсем уж мелкие эльфы и прочие феи, устойчивые, как тараканы.

Черная бездна над головой, звезды синеватые, похожие на осколки льда. По земле катится мохнатый туман, я каждый шаг делал со страхом, а вдруг вступлю во что-то нехорошее. Если в говно — пусть, оботру о порог, а если в разинутую пасть, то подошвой не отделаюсь. В одном месте тропка выгнулась горбиком, там туман соскальзывает, как с намыленного, я поспешно пробежал туда, стараясь держаться самых высоких мест.

На фоне исполинского звездного гобелена пролетело нечто огромное, настолько мерно взмахивая крыльями, будто плывет, звезды гаснут целыми звездными роями, словно их задувает холодным ветром. Верхушки деревьев тревожно зашумели, затрещала сломанная ветка.

Изломанные вверху камни часовни блестят свежо и остро, будто кристаллы. Мне почудился черный свет, исходящий от плит, странный и взвинчивающий нервы. Подошва соскользнула с отполированного, будто хрустальный шар, булыжника, я упал, зацепившись за камень. Из-под рук шмыгнули мелкие ящерицы. Не поднимаясь, я на четвереньках вбежал в пролом, поспешно рухнул у заветной плиты, пальцы на всякий случай ощупали землю. Не переводя дыхания, ухватился за край, натужился. Показалось, что намного тяжелее, чем в прошлый раз, под ложечкой от страха екнуло, затем плита подалась, чавкнуло, пахнуло сыростью.

Сдвинув плиту, я торопливо вытащил мешок, дрожащие от нетерпения пальцы нащупали отполированный бок кирасы, затем ножны меча. Надеюсь, облачившись в полные доспехи, я смогу так же пользоваться исчезничеством.

Плита с видимым удовольствием опустилась на место, я с мечом за плечами и луком в руках выбрался, услышал подозрительный шум, поспешно припал брюхом к земле. Шум неясный и настолько непривычный, что я не поверил ушам, на всякий случай задействовал термозрение. Приступ тошноты заставил скорчиться, как будто ранили в живот, с минуту пережидал, поднял голову и тихонько ахнул.

От воды в сторону замка движутся красноватые силуэты. Некоторые настолько плотно закованы в панцири, что вижу только пламенеющие черточки на месте забрала или сочленений между толстыми плитами железа. Этих людей десятки, десятки, что-то около сотни… если не больше. Я перевел дыхание, погасил термозрение, пусть им гюрза пользуется, ее не тошнит, а мои глаза уже достаточно привыкли, чтобы видеть отчетливо в ночи, даже несмотря на то что луна скрылась за темным облаком.

Доносится плеск воды, что совсем уж ни в одни ворота, куда Водяной Зверь смотрит? Или в озеро предварительно загнали стадо коров, чтобы Зверь нажрался от пуза и не трогал пловцов?

Привстав, я видел, как в призрачном свете звезд человек десять бегом несут длинное бревно, торец блестит металлом. Их прикрывают огромными щитами еще два десятка вооруженных мужчин, и целая толпа лучников бьет по козырьку над воротами. Только сейчас там наверху раздался крик тревоги, что сразу же сменился предсмертным хрипом.