Виктор Демуров - Зарницы грозы

Светлый Князь летел впереди атакующего клина и узрел Вия первым. Или Виев, потому что хозяин преисподней был един во многих. Нет в земных языках слов, описывающих его обличье. Но сравнить Вия можно было бы с гигантским роем саранчи, из которого составлено некое существо. Существо это более всего походило на кровожадного червя — не формой даже, а впечатлением, которое оставляло: чего-то мерзкого, устрашающего и в то же время жалкого в своей ограниченной злобе. Только Вий не был зверем или простым чудовищем: он нес в себе непостижимый, извращенный разум. Из недр «саранчи» тянулась тонкая нить.

В самое туловище червя вторгся Конклав, иссекая его части. Рой рассыпался и вновь соединялся, бесконечный, неспособный испытывать усталость.

— Прикройте меня, братья! — крикнул Князь Всеслав и устремился сквозь Вия туда, откуда выходила нить. Истоком ее был плотно свернутый ком одной из Гроз. Всасывая эту нить, она раз за разом уменьшалась, разворачиваясь из адской бездны в иное, далекое пространство. Вдруг по Грозе пробежала волна, и она выпустила большую часть нити. Ее душа ворвалась обратно, непонимающая, разозленная.

— Молодец, — сказал Светлый Князь, обращаясь к тому, кто ранил врага по ту сторону пробитой сквозь миры червоточины. Его меч обрушился на нить. Та лопнула, как струна.

В ушах Баюна раздался пронзительный звон. Открыв глаза, он понял, что висит в воздухе над полом — и уже падает на него. Грозы не было. Не было на его шерсти и никаких ее следов. Только останки зарубленного Федота лежат поотдаль, да у подножия трона — мертвый Финист.

Баюн поднял снайперифль и положил его на труп стрельца. Постояв в молчании, он направился к Финисту. Хладное лицо того было спокойным, точно в момент смерти маршал понял нечто, принесшее мир в его буйную душу.

Баюн вздохнул.

— Извини, — сказал он. — Гадюкой ты был той еще. Но я сам виноват. Съездили на моей спине, а я дозволил.

— Так всегда бывает, — произнесли у окна. — Мы сами себя губим и никто, кроме нас, над нами вовеки не сжалится.

Баюн повернулся. Там стояла Елена Премудрая.

— Что ты молчишь? — усмехнулась она. — Я это, я. Неужели ты не признал?

И точно! На картинке у Елены в руках был золотой венец. И сейчас она его держит. А у той, что Гроза внушила, венца не было. Потому что рысь про него забыл, а Гроза могла лишь из его памяти доставать все потребное.

Глаза настоящей Елены зеленые. Суровые. Лицо гладкое, но все же старше.

— Про остров Руян, — сказал рысь, — все-таки, значит, выдумка была?

— Нет. Город на острове Руян когда-то был столицей моей империи. Я и сейчас там. Ты видишь меня с помощью одной из моих птиц.

Баюн покосился в угол: сова. Маленькая, сычик. Очи вперила и не шелохнется.

— И где он тогда? Как вас искать?

— Чтобы победить меня, мои враги наслали потоп, и Руян опустился под воду, — ответила Елена. — Не нужно меня искать. Я сама пробужусь и приду. Столетиями я следила за Тридевятым через совиные глаза, ожидая нужного дня. Сейчас престол опустел и готов для моего возвращения.

— Это нечестно! Если вы могли все это время...

Елена подняла руку, веля замолчать.

— Я мыслю не честью, а целесообразностью. Изо всех образов будущего я выбрала самый лучший и для себя, и для Тридевятого. Если бы я пришла при Дадоне, началась бы война куда страшнее этой. Если бы вместо Финиста — меня свергли бы другие царевичи. Я не зря зовусь Премудрой, Баюн.

— Понял, — сказал он. — Спасибо, что помогали мне.

— Не за что. Я вижу, у тебя есть ко мне вопросы. Задавай.

— Это правда, что и я, и мы все попадем после смерти к Вию?

— А сам ты как считаешь?

Баюн задумался.

— Не знаю. Вроде все складно у Калина Калиновича выходит. Для чего такой твари, как демон, сдались люди? А все равно я даже сейчас Грозу Волхом победил. Чему верить?

— Щедрости со стороны Волха здесь, конечно же, никакой нет. Вы кормите демонов, а они вас защищают. Вы зависите друг от друга — ему с вами хорошо живется, вам с ним. До тех пор, пока демон не начинает жадничать, подавлять всякое вольномыслие, или не позволяет Вию овладеть собой целиком.

— Как же хорошо, если кормим своими душами?

— Это кто тебе такое сказал?

Баюн смолчал.

— Кто бы ни сказал, — продолжила Елена, — он нагло соврал. Подобно божествам, демон питается поклонением. Но не лично себе, хотя и такое возможно, а государству, которое одушевляет. Обожание, почитание, любование мощью царства, жертвы на его алтарь, подвиги и ратная слава – все это стекает незримыми струйками в подземный мир и там становится кормом для воплощенной державы. Демон побуждает вас раздвигать рубежи – и тем самым вы ширите его тело, укреплять войска – и закаляются его мускулы. Без людей Волх не сможет существовать. Поэтому ему выгодно величие страны и многочисленность народа. Кстати, так ты можешь определять, у каких царств есть демоны, а у каких нет. Чем больше людей, тем больший урожай корма соберут навы. Синский Чи-Ю, например, здесь хватил через край, и теперь не знает, куда девать всю эту ораву.

— Син Заморье сейчас побивает, — сказал Баюн. — Вот ему и будет где их расселить. Или от половины избавиться. Значит, Гроза и впрямь хотела истощить Волха! Заставить русичей его возненавидеть! Он хоть жив там?

— Жив, не волнуйся. Плох, но жив. Волхи все крепкие. Тридевятое кто только не пытался погубить, а оно всякий раз вставало.

— У вас и под землей совы?

— Мне для этого совы не нужны. Я чувствую, если Волх погибает. Когда был убит предок нынешнего, мне словно вонзили шип в сердце. Точно так же и Волх ощутил смерть Финиста. — Елена смолкла, к чему-то прислушиваясь. — Тебе нужно уходить отсюда. Я задержала время, но стража вот-вот будет здесь.

— Возвращайтесь! — взмолился Баюн. — У нас ни царя теперь, ни наместника — опять бардак начнется. Не сяду же я на престол!

— Не успеет начаться. — Елена сделала жест рукой: иди. Баюн вышел за двери, покосился туда-сюда, прислушался и скрылся.

Когда с добрый десяток стражников ворвалось в палату, тела Финиста они не увидели. На спинке трона сидела сова, держа в когтях корону Тридевятого. Завидев людей, она гукнула и улетела, унося корону с собой. Это породило самые диковинные слухи.

Рысь сказал Марье, что Федот своего добился и погиб храбро, а его самого спасла царевна Елена и обещала вернуться. Больше ничего не говорил. Помянули старого стрельца, помянули и Емелю заодно. Баюна Марья приютила у себя, на время.

За опустевший престол развернулась грызня. Кто только не лез в цари. Появлялись даже худородные самозванцы, выдававшие себя за чудом выжившего Ивана. Дума так и вовсе бурлила. Началась вялая смута: бояре дерутся — народ не вмешивается. От войн и без того все утомились, хотели просто жить, все равно, с кем. Рати на западе будто сами по себе стали, от Тридевятого отдельно. Но там уже, хвала Светлому Князю, притухало. Королевства в хаос сваливались: повсюду разразились восстания, и армии пришлось отводить из похода, чтобы подавлять народ. Скимен воспрял, отбил часть страны, на судьбу Фридриха плюнул и посадил королем его брата, помладше да посмекалистее. Авалон трясло — там некий Ланцелот целые города поднял против Гвиневры.