Степан Кайманов - Практическая антимагия

Разбойники накидали лишь крупных веток на дороге, так что с завалом не пришлось возиться долго. С трупами было сложнее.

Пока мы любовались убитым магом, рой насекомых прибавил в размерах. Мухи и жуки копошились в траве, окропленной свежей кровью, облепили заднюю стенку кареты так, что и высеченной руны было не разглядеть, и, конечно, кружились над трупом молодого разбойника. Бросаться в это сумасшедшее облако, рискуя быть укушенным, не было никакого желания. И на крышу я решил забраться с козел, над ними к тому же не торчали зловещие пики.

Тут, возле козел, насекомых было куда меньше, чем у задней стенки кареты. Магия пугала их, да и запекшаяся от огня кровь не сильно прельщала. Недолго думая я стянул труп лучника и положил его рядом с телом пискуна. Вскоре к ним присоединился и мертвый возница. Мухи и жуки перекочевали следом за трупами. Путь на крышу освободился.

Когда я уже ухватился за ее край, появился Пронт. Он еле-еле доковылял до подножки, опустился на нее и, бросив печальный взгляд на сложенные трупы, уставился себе под ноги.

– Вот тебе и срезали путь, – сказал он недовольно.

Все-таки как странно у них там, в службе его величества, устроены дела. На месте короля я бы ни за что не доверил больному агенту – а его хворь была явно тяжелее простуды – такое опасное задание: сопровождать человека, которого жаждет убить каждый встречный колдун. Чревато крупным провалом.

Нет, Пронт ловок, быстр и смел. Но вдруг его неизвестная хворь, рвущая легкие до крови, напомнит о себе в самый неподходящий момент? Когда он, опытный агент, в очередной раз бросится на врага?

Неужели Пронт рискнул водить за нос самого Арциса и всю его службу? Не верю. Такие игры ни с королем, ни с его службой ничем хорошим не заканчиваются. А если – да? Тогда непонятен его интерес в этом задании. На месте агента было бы разумно искать себе лекаря, а не колесить по дорогам, рискуя жизнью. В его-то положении и…

– Чего замерз?! – прикрикнул Пронт. – Вроде не зима на дворе.

Он демонстративно поднял ладонь с перстеньком и почти сразу опустил. Приступ неизвестной хвори истощил агента, как долгий бой; струйки пота ползли по болезненно-бледному лицу. Так или иначе, перстенек требовал безоговорочного подчинения.

Я подтянулся, закинул колено на крышу, стараясь не вляпаться в кровь, а затем, отгоняя от себя назойливых насекомых, выпрямился в полный рост.

Очумевшие от пира мухи и жуки настырно лезли в глаза, в уши, в нос. Меткий лучник, пустивший последнюю стрелу в своей жизни, лежал на боку, спиной ко мне. Я склонился над ним, ухватился за окровавленное плечо, стараясь поднять, и услышал стон. Слабый, едва уловимый в неустанном жужжанье стон.

– Жив! Жив! – закричал я. – Лучник жив!

Зачем кричал? Как будто в глубине леса мне могли помочь. Будь мы в городе – другое дело. Сбежалась бы толпа, среди которой, возможно, оказался бы лекарь. Я и сам в общем-то кое-что умел, но размеры рваной раны, глубоко засаженный в плечо арбалетный болт и огромная лужа крови под лучником – его крови – решимости не прибавляли; это не Бламу царапины залечивать. Настоящий знахарь действительно не помешал бы.

Я приподнял лучника и подтащил его к краю крыши. Пронт будто прочел мои мысли и был уже возле козел, чтобы принять раненого.

– Удержишь?

Агент молча кивнул, хотя сам нуждался в целителе не меньше, чем лучник.

Я осторожно опустил раненого, вновь убедившись, что Пронт не зря носит свою татуировку. Честно говоря, я опасался, как бы он не загремел вместе с непосильной ношей. И тому, и другому падение было смерти подобно. Особенно лучнику. Он и так был очень близок к встрече с черными всадниками.

Пронт уложил лучника на козлы и дрожащим голосом сказал:

– Нужно отправляться.

– А кто поведет карету?

– Я, – вздохнул он. – Сможешь его вылечить? Только не отпирайся, мне известно о тебе больше, чем ты думаешь.

– Я и не отпираюсь. Попробую, хотя ничего не обещаю. Рана серьезная.

– Тогда я переношу его в карету.

– А если… – не хотелось бы, чтобы она лишилась возницы, когда лошади будут мчаться во весь опор.

– Никаких «если», – сказал Пронт без эмоций. Его нервы обрели прежнюю твердость. – И сними наконец этот труп.

…Пришлось попотеть, чтобы избавить карету от последнего трупа. Когда я слез с крыши, лучник был в карете, а Пронт обосновался на козлах и с нетерпением сжимал поводья.

– На столе все, что может тебе понадобиться, – сказал он и добавил: – Все, что нашлось.

В карете на столе меня дожидались полная бутылка вина, кинжал с тонким лезвием и пурпурный мешочек, набитый неизвестно чем. Рядом с ними лежал окровавленный болт, извлеченный из плеча лучника.

«По крайней мере, лучше, чем ничего, – подумал я, ступая на подножку. – Вино точно понадобится. И не только раненому».

Не успел я и дверь закрыть, как мы тронулись. Понеслись прежней дорогой – дорогой неизвестности.

Снаружи безостановочно мелькали деревья.

Храбрый агент не щадил лошадей; только и слышно было, как кнут со свистом рассекает лесной воздух и раз за разом ложится на конские спины. Нисколько Пронт не щадил и себя. Ему бы сейчас отдохнуть как следует, а он до пота машет кнутом, словно и не было никакого приступа. Небрежно агент обошелся и с доверенным имуществом. Раненого он положил на свое сиденье, и замечательные шкуры стали бордовыми от крови.

Лучник бредил. То и дело звал какую-то Ханту, что-то шептал о задании. И я все надеялся, что в бреду он назовет место, куда так спешил Пронт, загоняя лошадей. Мне, кстати, тоже следовало спешить – с лечением лучника: рана кровоточила, и промедление на этот раз и вправду было смерти подобно.

В пурпурном мешочке оказались скрученные в трубочки листья всевозможных цветов, форм и размеров, перехваченные красными ленточками, и пучок сухой душистой травы. Среди всего этого растительного изобилия мне был известен только алаиновый лист, чей сок прекрасно расслаблял и лишал боли. Замечательная вещь, если не злоупотреблять, если предварительно выпаривать листья. В противном случае можно и пристраститься как к вину.

Я вытащил парочку знакомых листиков и сжал их в кулаке, выгоняя сок. Три капли чистого сока должны были серьезно облегчить мучения лучника. Лишь бы самому не надышаться парами, которые усыпляют быстрее заклинания.

Листья, словно мыши, тонко попискивали. И я жамкал их, покуда писк не стих. После чего склонился над лучником и, задержав дыхание, бросил в его рот три светло-зеленые капли. А затем просунул выжатые листья в щель над дверью и тщательно вытер мокрую от сока ладонь. Можно было дышать свободно.

Лучник успокоился, перестал бредить, но заливать рану вином было рановато. Пусть чистый алаин расслабит тело, даст мне время для приготовления световой заплатки. Я опять взглянул на рану, приказывая свету скапливаться на кончиках пальцев.