Глеб Борисенков - Возвращение Урмана -1

- А говорили, что тебя похитили, - заметил Хомут.

- Я сама ушла. Томас мой жених! Он вас проучит!

- Ладно, шлюха, испугала! - загоготал Бузина. Он снова потянул девушку за волосы. - Сир, мешкать нельзя. Мешок на голову и возвращаемся, пока не поздно. В Кернау разберемся, что к чему. Если это не она, то, по крайней мере, захватили пленника.

- Уходим! Только сначала спалю всё! - согласился Марий. Он уже собирался применить одно из выученных заклятий, как его остановил Хомут. Оруженосец кивнул на горящий очаг и глаза весело блеснули.

- Проще надо, господин, проще!

Воины вернулись назад, к трясущемуся проводнику. За спиной поднимался густой дым. "Скоро Рюген познает мою силу!" - радовался Марий.

Сирмат совсем забросил дела. В трактир больше не ходил: объяснил, что вышел в заслуженную заставку. Да и годы поджимали. Если бы сын был рядом... Но сын отправился за море и сгинул, и никого нет рядом. Некому поднести воды.

- Я жил как истинный рыцарь, - шептал Сирмат. - Кодекс не был для меня просто мёртвой книгой. Я поступал как должно, защищал сирот и немощных, щадил врагов, посвящал победы Создателю. И где я оказался? Куда завела меня рыцарская честь?

Он был ещё крепок, в жилах текла кровь истинного витязя. Рано умирать.

Сирмат подошёл к окну. На улице что-то случилось: радостные крики, будто приехал кто. На мгновение сердце взмыло вверх в надежде. Неужели Урман? Торопливо, но, стараясь сохранять внешнее равнодушие, Сирмат накинул плащ и прицепил затертые ножны.

- Какой мужчина! - воскликнула одна девушка. Стоящие рядом захихикали. Сирмат насупился. Он увидел конника, что уже было редкость, в хвастливом алом плаще. Короткие полы раздувал ветер. Всадник был с непокрытой головой, непослушные волосы взъерошило лихими вихрами. С ним пешими шли сопровождавшие. Старик заметил, что все они были вооружены кистенями и топорами.

- Кто это? - спросил Сирмат.

- Томас Кольцо! Прославленный воин и защитник слабых! - Старик хотел спросить про прозвище, но гость подъехал ближе и он заметил блеснувшее кольцо в носу. Томас неспешно проехал мимо, гордо глянул сверху вниз и сплюнул под ноги Сирмату.

Не успел старик возмутиться дерзостью, как навстречу Кольцу уже вышла делегация сельчан. В группе были только самые богатые жители. Один из них, сын рыбака, Антоний вышел вперёд и поклонился, приложив правую руку к сердцу.

- Пагорки приветствуют вас, Томас! - высокопарно воскликнул парень. - Давайте к столу! Мой отец угощает!

- Пагорки! - Томас поднял руку и засмеялся. Сирмат нахмурился. Он прожил в селе почти пятнадцать лет, но ничего такого не помнил. Творилось что-то странное, будто все с ума посходили. Сельчане стали какими-то... неестественно радостными, энергичными. Будто чем-то одержимы или задумали недоброе. На память пришли волнения в Поморских городах. Толпа голой грудью наваливалась на копья, умирала с улыбкой. Сравнение напугало старика. "Уж не задумали ли сельчане бунт? - подумал Сирмат. - Против кого? В Пагорках нет сеньоров".

Все новости можно было узнать только в одном месте. Ноги сами собой вели туда, куда старик привык ходить каждый день - в трактир.

"Известно, где народ привык дела обсуждать", - смекнул Сирмат. Он тихонько вошёл в помещение, поздоровался с хозяином и кивнул прислуге. Если посудить, то кроме работы вышибалой у него ничего не было. Знакомые родные стены навивали ностальгию. Сирмат взял кружечку пива (за счет заведения) и присел в темном уголку, как привык, чтобы всех видеть и оставаться незамеченным.

"Мне нет и шестидесяти, а меня иначе, как старик никто больше не называет, - с горечью размышлял Сирмат. - А всё из-за этой перцовой гривы! И с чего я решил, что она мне идёт? Завтра же обрежу начисто"!

Постепенно трактир заполнялся народом. Шумели, спорили, ругались, и все дружно требовали пива. В общем, всё, казалось, шло обычным ходом, но Сирмат нюхом чувствовал беду. Завсегдатаи были слишком возбуждены, всё чаще звучали резкие и злые речи.

- Зажрались свеи! И усташи! Да, мужики, я только оттуда, - Старик узнал Чайку, торговца сушеной рыбой. - Ходят надутые, как сизари, гордые - нечета нам. И каждый норовит обжулить, унизить. Налоги дерут за всё - поднятую пыль, проезд, торговлю! Каждый раз думаю - всё, в последний раз еду, одна только нужда заставляет!

- На кол их всех! Жили б как встарь, сами себе! Чем плоха была республика?

Сирмат коснулся ножен и успокоился. Они пьяны. Или нет? Что за настроения? Раньше при нём никто такое не посмел бы и подумать. Взял бы за шкирку и на улицу, мордой в поилку для скота, освежиться! Но сила уже не та, спина болит, колени дрожат.

- Говорят, теперь всё иначе будет. И на материке тоже, Алые отряды вот-вот изгонят всех паразитов. А мы чем хуже? А? Собраться бы всем миром, как раньше, да и навалять по шеям? - не унимался Чайка. - Их же, рыцарей всех поубивали за морем! Сейчас лучшее время!

- Чайка! - не выдержал Сирмат. - Ты лишнего-то не позволяй! А то язык и обрежут!

- А ты не пугай, я уже пуганный! - набычился торговец. Мужчины поддержали оратора радостными криками. - Хватит уже, как встарь больше не будет! Кольцо только первый звоночек!

Дверь распахнулась. В помещение ввалилось несколько вооружённых мужчин. Среди них затесался бледный Антоний.

- Говорят, в Пагорках затесалась дворянская собака? - рявкнул чей-то голос. Сирмат увидел Томаса. Теперь он был другим, высокомерие куда-то смылось, осталась дикая неудержимая ненависть.

- Он наш, - залебезил Антоний. Но Кольцо взял его одной рукой за грудки и потряс пару раз.

- На войне нет такого понятия! Пока я тут с вами пил, они мой хутор спалили! Они - подлое отродье василиска и ехидны! Где ты, собака?

Может быть, Томаса и смогли бы успокоить и увести, но стерпеть такого оскорбления Сирмат не смог. Он всегда учил уважать других, и уважал сам, но это... существо зашло слишком далеко.

- Холоп! - процедил рыцарь. Меч порхнул в руку. - Забыл своё место? Так тебе напомнят, колечко вырвут с ноздрями и на шею петельку накинут!

- Зарублю! - ругнулся Томас. С саблей он бросился в дальний угол, сшибая лавки. Антоний закрыл лицо руками. Сельчане безмолвствовали.

- За Рюген! - воскликнул Сирмат. Он снова был воин, спустя многие годы, и был рад умереть в бою, а не от немощи в постели. После гибели сына, ничего больше не держало на свете. Лица родни таяли в памяти. Запоздало, старик понял, что было на свете важнее всего.

Клинки схлестнулись. Томас был моложе, сильный, резкий и быстрый как ястреб. Сабля сверкала, описывала дуги, набрасывалась на противника. Но и Сирмат не собирался умирать. Меч отбивал все выпады. Старик не делал резких движений: он чуть поворачивал кисть - и вот уже клинок переходил в атаку.

Несколько раз лезвие почти задело Кольцо, даже надрезало рукав рубахи. Но и Сирмат стал выдыхаться. Быстро расправиться он не сумел, и теперь с тоской понимал, что как никогда близок к смерти. Воздуха не хватало. Пот застилал глаза. Ещё один отбитый выпад и дрожь сотрясает онемевшую руку.