Робин Хобб - Хранитель драконов

— Через две или три недели ты, возможно, будешь ненавидеть их так же сильно, как сейчас любишь.

Тимара слегка отшатнулась от него — циничные слова больно задели ее. Грефт понял это и пожал плечами.

— А может быть, и нет. Может быть, это только для меня все всегда оборачивается так. Я вообще такой человек — со мной трудно ладить.

Она улыбнулась:

— Мне показалось, что поладить с тобой не так уж сложно.

— Для правильных людей — несложно, — согласился Грефт.

Судя по его улыбке, Тимара относилась к правильным людям.

Грефт протянул ей руку ладонью вверх, словно приглашая к чему-то.

— Но у меня есть свои границы. Я знаю, что принадлежит мне, и знаю, что сам буду решать, делиться этим или нет. И есть некоторые вещи, которыми человек не может поделиться. В таком отряде, как наш, где много юнцов, это сочтут грубостью или проявлением себялюбия. Но я считаю это просто разумным. Скажем, если бы я охотился и что-нибудь добыл и добычи оказалось больше, чем нужно мне, я согласился бы поделиться. И мне кажется, был бы прав, ожидая того же от остальных. Но знай: я не из тех, кто будет урезать свою долю ради других. Во-первых, мне известно, что люди редко это ценят. Во-вторых, я знаю, что могу хорошо охотиться благодаря свой силе. Если я сегодня ослабею, заботясь о ком-то, то, быть может, завтра мы все останемся голодными, потому что я окажусь слишком медлительным или недостаточно сильным и не смогу убить дичь. Так что лучше я не буду обделять себя, чтобы завтра быть в состоянии помочь всем нам.

Татс перегнулся через колени Тимары, чтобы обратиться к Грефту. До этого момента девушка и не замечала, что он слушает их разговор.

— Так как же ты отличишь сегодня от завтра? — спросил Татс небрежным тоном.

— То есть? — Грефта, похоже, раздосадовало это вмешательство, все его дружелюбие куда-то подевалось.

Татс не отодвинулся. Он почти лежал на коленях Тимары.

— Как ты отличишь, когда завтра, а когда сегодня, если уж речь зашла о том, делиться или нет? В какой момент ты говоришь себе: «Я ни с кем не поделился вчера, поэтому я силен, хорошо поохотился, добыл мяса и могу сегодня поделиться с кем-нибудь этим мясом»? Или просто продолжаешь думать: «Лучше я съем все сам, чтобы завтра снова быть сильным»?

— Кажется, ты меня не понял, — сказал Грефт.

— Вот как? Тогда растолкуй лучше! — В голосе Татса прозвучал вызов.

Тимара слегка толкнула Татса, чтобы заставить его слезть с ее колен. Он сел прямо, но при этом ухитрился оказаться вплотную к ней, касаясь ее бедра.

— Я попробую тебе объяснить. — Грефта, похоже, позабавила их стычка. — Но ты можешь не понять. Ты намного младше меня, и я подозреваю, что ты жил по другим правилам, чем мы все.

Он помолчал и бросил взгляд на компанию по ту сторону костра. Харрикин и Бокстер затеяли дружеское состязание в «толкачи». Положив ладони на плечи друг другу, они уперлись ступнями в грязь и напряглись — каждый старался отпихнуть другого назад. Другие, стоя по сторонам, криками подбадривали борцов. Грефт покачал головой, недовольный этой легкомысленной забавой.

— Жизнь совсем другая, если тебе не приходится сталкиваться со всеобщим убеждением, что тебя не должно быть на свете. Когда я был юн, все считали, что я вообще ничего не достоин. Ребенком я просил милостыню, чуть повзрослев, начал драться за то, что мне было нужно. А когда я подрос достаточно, чтобы доказать, что могу хоть что-то и даже немного больше, кое-кто стал считать, будто имеет право на долю в моей добыче. Кажется, они думали, будто я должен быть им признателен, что они вообще оставляют мне хоть какую-то малость — даже жизнь. Поэтому если ты не жил по таким правилам, вряд ли поймешь мои чувства. Для меня этот поход — шанс уйти от старых правил и жить там, где я сам буду придумывать правила для себя.

— Твое первое правило — всегда позаботиться сначала о себе?

— Может быть. Говорил же, что ты, наверное, не поймешь. Но конечно, это уравновешивается тем, что я не все понимаю в тебе. Не объяснишь ли ты, зачем тебе идти вверх по реке? Почему ты оставил свою жизнь в Трехоге, чтобы присоединиться к сборищу изгоев и неудачников вроде нас?

Этот вопрос Грефта прозвучал почти дружески.

По ту сторону костра Бокстер выиграл схватку. Харрикин рухнул в грязь и откатился прочь.

— Сдаюсь! — выкрикнул он, и все рассмеялись.

Борцы вернулись на свои места у огня. Смех затих, наступила тишина: все вдруг поняли, что Татс и Грефт смотрят друг на друга.

Когда Татс заговорил, голос его звучал глубже, чем обычно:

— Может быть, я чего-то и не понимаю. А может быть, моя жизнь не была такой уж легкой, как тебе представляется. И мне понятно твое желание уйти из Трехога туда, где ты сможешь менять правила так, как тебе вздумается. Возможно, большинство из нас хотят того же. Но я не думаю, что первое правило, которое установлю я, будет правилом «Сначала я, потом остальные».

После слов Татса наступило всеобщее молчание. Потрескивало пламя. Комары звенели в темноте. В берегах с шумом ворочалась река, где-то далеко раздался пронзительный звериный крик — и смолк. Тимара обвела глазами круг и поняла, что большинство драконьих хранителей прислушиваются к их разговору. Неожиданно она почувствовал себя неуютно, точно в ловушке между Грефтом и Татсом — как будто она была полем битвы этих двоих.

Она слегка отодвинулась от Татса, и холодный ночной воздух коснулся ее бедра там, где оно только что прижималось к ноге юноши.

Грефт набрал в грудь воздуха, словно готовясь дать резкий отпор. Потом медленно выдохнул. Его голос был ровным, негромким и даже приятным.

— Я был прав. Ты не понял, что я сказал, потому что не был на моем месте. На месте любого из нас. — На последних словах он повысил голос, чтобы его слышали все остальные. Потом помолчал и с улыбкой добавил: — Ты не такой, как мы. Так что, думаю, ты просто не понимаешь, почему мы здесь. А вот я догадываюсь, почему ты здесь. — Он немного понизил голос, но его слова по-прежнему были отчетливо слышны: — Совет искал тех, кто отмечен Дождевыми чащобами, как мы. Тех, от кого хотели бы избавиться. А еще, как я слышал, они предлагали амнистию некоторым. Преступникам, например. И кому-то дали возможность покинуть Трехог, чтобы избежать наказания за свои деяния.

Слова Грефта повисли в ночном воздухе, словно дым от костра. Когда Татс ответил, его голос звучал неубедительно:

— Понятия не имею, о чем ты. Лично я просто услышал, что за это платят хорошие деньги. И что им нужны люди, не привязанные к Трехогу, люди, которые могут покинуть город, не оставляя за собой невыполненных обязательств. А я как раз такой и есть.

— Правда? — вежливо спросил Грефт.

Теперь уже Татс оглянулся и увидел, что остальные смотрят на него. Кто-то просто слушал разговор, но несколько человек глядели с любопытством, граничащим с подозрением.