Сергей Раткевич - Наше дело правое

Кряхтя, я нащупал ногами шлепанцы и пополз открывать. За дверями стоял незнакомый матрос (из БЧ-3, судя по нашивке) и… чудо.

— Разрешите идти, тащ! — гаркнул матрос, очевидно, рассчитывая взять чудо на испуг.

Чудо удивленно моргнуло большущими глазами за толстыми линзами очков, посмотрело на матроса и выдавило:

— Да, конечно. Спасибо.

Матрос развернулся и зашагал по коридору. Его спина тряслась от сдерживаемого хохота. Это меня слегка разозлило; совершенно неприемлемо, когда младшие по званию издеваются над старшими, даже если старшие — чуда.

Уже набрав полную грудь для командного окрика, я вдруг обнаружил, что оказался в каюте за закрытой дверью. Чудо проявило невероятную прыть. При этом в его очках отражалось такое облегчение, что мне стало радостно на душе. Я чуть внимательнее оглядел неожиданного визитера, в свою очередь, стараясь не рассмеяться. Наверное, мне этого просто не понять — как можно настолько не по-военному носить тужурку? И брюки… не иначе это была новая, военно-морская модель джинсов.

— Привет! — сказало чудо бодрым голосом. — Меня Саня зовут.

— Ну, привет Саня, — ответил я, — я Иван.

Саня протянул руку; пожатие оказалось неожиданно сухим и крепким.

— Я это… — продолжал Саня, — из ЭОНа. Сказали, теперь здесь жить буду. Ффух, еле нашел эту каюту! Сам бы не сообразил, но тут матрос подвернулся…

Пока он говорил, я недвусмысленно расположился на нижней койке — даже в поездах с детства не люблю ездить наверху.

— …это уж вообще ни в какие ворота не лезет! — продолжал Саня, кое-как устроившись за столом, предварительно засунув в шкаф странного вида камуфлированный рюкзак. — Мне еще месяц назад обещали, что сменят! И что? Пожалуйста! Идите, располагайтесь, товарищ лейтенант!

Саня возмущенно фыркнул и продолжил свою маловразумительную тираду. Я переждал с минуту, потом вмешался — надо было что-то делать с этим источником шума.

— Так ты что, говоришь, заканчивал? — спросил я.

— …запла… — осекся Саня на полуслове. — Нижегородский пед. Лингвист я. Японский, английский.

— О как! — У меня вырвался не очень-то приличный возглас удивления. — Призвали, значит?

— Ага, — горестно покачало головой чудо, — уже полгода как.

— А чего на флот-то? — Я задавал провокационные вопросы, еще для себя не решив, будем мы с Саней дружить или ругаться.

— А море мне нравится! — неожиданно дерзко выпятив челюсть, заявил Саня. — Мне на выбор предложили — или в штабе Сибирского округа, в Чите, или — на флот. Конечно же, я флот выбрал. У меня полдетства в Севастополе прошло… Военком, правда, обещал, что отправят на Тихоокеанский, с моим японским-то, да там вроде вакансий не было. Вот, приходится здесь трубить…

Я еще раз посмотрел на Саню, потом попросил его подвинуться — он загораживал сейф (в каждой офицерской каюте должен быть таковой). Несмотря на то что нынешнее обиталище стало моим совсем недавно, под замком хранилось все, что положено хранить уважающему себя офицеру; в том числе бутыль хорошего «шила». Не спрашивайте — я не знаю, почему на флоте так спирт называется; принято — и все.

Так и познакомились.

История со скатом немного меня успокоила. Значит, с соотношением везения-невезения в моей жизни по-прежнему все нормально, и, следовательно, в ближайшие дни крупные неприятности мне не угрожают.

Вернувшись из душевой, уже после ужина и вечернего чая, я догнался с Саней «шилом». Кстати, он неплохим парнем оказался, а вовсе не отмороженным ботаником-«пиджаком». [60] На флоте и в армии — выпускник гражданского вуза, прошедший обучение на военной кафедре. Поговорили по душам. Оказалось, он в море сидит почти безвылазно. Его вице-адмирал при себе в качестве переводчика держит, и работы у него — то по радио непрошеных гостей припугнуть, то на международных совещаниях толмачить.

А потом мы легли спать.

Едва открыв глаза, я почуял: что-то не так. Но почуять — одно, а сообразить, что же именно не так, — совсем другое. Особенно когда большая часть сознания плавает в параллельных мирах, которые зовутся царством Морфея.

Я сел на койке, включил свет в изголовье и, осторожно озираясь, ногой нащупал шлепанцы. Это и было моей главной ошибкой. Нога по щиколотку погрузилась в воду.

Будь я на подводной лодке — наверняка запаниковал бы, несмотря ни на какую браваду. К счастью, на надводном корабле вода в каюте ни о чем серьезном не говорит. Особенно когда на шторках у иллюминатора горит восход.

— Саня! — негромко позвал я; кричать почему-то не хотелось.

— Чего там? — сонно отозвался он, заворочавшись на верхней койке.

— У нас небольшая проблема.

— Ч-что? — По голосу было понятно, что сосед далек от полного пробуждения.

— Проблема, говорю! — повторил я уже громче.

Заскрипели пружины, Саня свесился с койки растерянно и посмотрел на меня; стало заметно, что без чудовищных очков Саня выглядит вполне обычно — как сонный флотский лейтенант. Несколько позже я даже заподозрил, что он носил их (специально, в качестве средства мимикрии, что иногда развивается у моллюсков при отсутствии раковины.

Я молча указал рукой на палубу.

Даже при скудном свете лампы в изголовье койки было видно, как Саня побледнел. Снова посмотрев на меня, он поразительно бесцветным голосом произнес:

— Мы тонем, да?

— Может быть, — дипломатично ответил я.

— Надо, надо… надо найти плоты тогда! — Было видно, каких усилий стоит Сане заставить себя проснуться окончательно; не то чтобы мы вчера очень уж много выпили, но «шило» есть «шило».

— Найдем, найдем! — С этими словами я вытянулся вдоль койки, пытаясь носками достать до комингса. [61] «Порог» у двери каюты. Тщетно. Плюнув на все, я встал.

Вода была холодной, но, к счастью, чистой. Доплескавшись до двери, я открыл ее и с удовлетворением обнаружил, что вода стоит только в нашей каюте. Как раз по комингс. Саня, должно быть, решив, что я хочу его бросить, тихонько что-то проскулил, не слезая, однако, с верхней полки.

Это была вторая неприятность в походе. Правда, как и первая, разрешилась она быстро и благополучно. Саня пожаловался адмиралу на невыносимые условия быта. Лопнувший трубопровод, что проходил за стенкой нашей каюты, залатали за полчаса. Во время починки десяток матросов вычерпывали воду из нашего жилища.

К вечеру в каюте снова можно было жить.

Утром, как водится, было построение, развод, завтрак, совещание, потом снова построение и, наконец, совещание БЧ.

Вот на этом-то совещании мне и сообщили пречудеснейшую новость… Так началась третья неприятность в тот день.

Помимо боевого ТАРКРа, в районе торчал еще кое-кто из наших. Причем давно и бессменно. Да, да — были люди несчастней нас и даже эоновцев. Речь идет о медиках. В десяти кабельтовых от нас стояло, пришвартованное к бочке, госпитальное судно. Это была железяка польской постройки, старше меня раза в два. Насквозь ржавая и полная тараканов (если верить рассказам самих медиков). Тем не менее со стороны коробка выглядела почти гражданской; многие у нас даже завидовали несчастным — дескать, ничегошеньки не делают, только сидят и «шило» трескают. По мне так — лучше уж построения по десять раз на дню и хоть призрачная тень боевой учебы.