Макс Фрай - Русские инородные сказки - 5

Художница стоит на остановке. На плече подрамник, в руке кисть в краске, в краске кисть руки, в голове этюды. Автобус улыбается и впускает ее.

Сегодня художница нарисовала one-way-черепаху. А худсовет работу не принял. «Во-первых, — говорят, — почему у животного один глаз больше другого? Во-вторых, у вас нет никакого уважения к законам композиции! А главное: почему черепаха ползет в одну сторону?!» «А это one-way-черепаха», — отвечает художница «Ну уж нет, нашим радиослушателям нужны более оптимистичные изображения! — говорит худсовет. — А этак мы всех рекламодателей распугаем».

Художница устраивается на заднем сиденье. Солнечный круг уже пылает во все лобовое стекло. Из-за пазухи высовывает голову черепаха и тем глазом, что побольше, смотрит не мигая на солнце. Она one-way, так что ее вполне устраивает то, что автобус все время едет на закат.

Городок укатил назад. За окнами пальмы. Температура растет. Стрелы солнечных лучей свистят то слева, то справа. А под колесами плавится солнечная река. Автобус плывет по ней. Плывет баттерфляем, то есть бабочкой. Стремится, как бабочка, на свет. Водитель нажимает на гудок, и автобус поет.

За много километров оттуда скучает в старой крепости Царь-зеркало, которое не отражает. Оно бы отражало, да некого! Люди тут вокруг исключительно такие, которые в зеркалах не отражаются. Спит зеркало. А на его верхней кромке сидит новостной дятел и долбит свою скучную песенку: «…хозяева поля забыли в воротах противника четыре мяча, а гости забыли только один. Таким образом, матч закончился со счетом один — четыре в пользу гостей…»

И вдруг слышится в ночи издалека-издалека песня автобуса, едущего к солнцу. Просыпается зеркало. Открывает сначала один глаз, потом второй. Потом третий. Приподнимается на цыпочках, выглядывает за край зубчатой крепостной стены. И видит там, вдали, огромный красный солнечный шар. Вот это красота! И размер подходящий.

Всем своим круглым телом Царь-зеркало отражает огонь солнечного шара! И летят во все стороны, бьют фонтанами потоки света, в которых купаются солнечные зайцы, лисы и тигры. Летят над лесом зданий, над паутиной дорог, над волнами пшеничных полей, над красными ранами земляничных полян. Летят в пространстве, летят и во времени, в каждый день стараясь засунуть свои любопытные носы.

Помнишь, как в конце августа в закатных лучах алели окна в доме напротив, а среди них и то, на которое ты постоянно смотрел? Помнишь, как просыпалась музыка?

А помнишь февраль, старый парк, грязный черный снег, вязы со скрюченными ветками и корой, черствой, как твоя усталость? И над всем этим в небе — солнечные отблески! Помнишь, как просыпалась радость?

И даже там, помнишь, в полусне-полувремени, между миром и немиром, когда ты был свой среди теней, чужой среди отражений… Даже там и тогда ты учуял запах солнца и вышел на след и понял, что выберешься. Помнишь, как просыпалась надежда?

Автобус продолжает ехать на закат. Человек с фабрики паролей, юноша, который не знает, как надо, художница со своей черепахой и все прочие пассажиры прикрывают глаза руками, щурятся, смотрят на вырастающий впереди огненный шар. Жара. Все термометры давно уже бежали из автобуса. Пальмы за окнами закончились. Вокруг лишь песок да кактусы.

Куда мы едем? Зачем нам туда? Что готовит нам этот солнечный круг, небо вокруг? Почему мы всё бросили? И почему, черт возьми, мы ничуть не жалеем об этом?

Водитель, ты, наверно, знаешь? Ведь ты давно уже едешь! Так давно, что можешь смотреть на солнце, не щурясь и не прикрываясь рукой. Скажи нам что-нибудь, водитель!

И водитель говорит. Он берет в руку микрофон, нажимает кнопку на приборной панели и говорит: «Уважаемые пассажиры! До конечной остановки „Солнце“ осталось совсем немного. Но прежде, если вы не возражаете, мы с вами, буквально на пять минут, заедем в небольшой магазинчик восточных сладостей, где вы сможете немного потанцевать».

«Вокзал, к пешеходному мосту», — говорю я таксисту, потому что знаю: мой поезд всегда останавливается на пятой платформе, выход только через пешеходный мост, лестница упирается прямо в пограничную будку, это же главное хобби двуногих бескрылых — проверять друг у дружки документы, поэтому государственных границ все больше, чуть ли не каждый день что-нибудь новенькое, это вообще удивительно, что из подъезда на улицу можно выйти просто так, ни единой бумажки никому не показав, счастье, натурально.

Но я не об этом, конечно. Я говорю таксисту: «Вокзал, пешеходный мост», а он отвечает: «Лучше я вас к центральному входу подвезу, так будет удобнее», и я от удивления соглашаюсь, не переспрашиваю ехидно, кому именно это будет удобнее, а говорю: «Ладно, поехали», и мы едем. От нечего делать разглядываю приборы: спидометр, тахометр, счетчик, отмеряющий число монет, с которыми мне предстоит расстаться, одной-двумя дело уж точно не обойдется — три, четыре, пять, и это далеко не конец пути.

Мы останавливаемся на перекрестке с главной дорогой, ждем, очень долго ждем, это противный перекресток, большой поток машин, а светофора нет, поэтому я всегда езжу по параллельной улице, на том перекрестке светофор есть и работает исправно, странно, что таксист не свернул пораньше, впрочем, его проблемы, он же за рулем, а мне какое дело. Мы все еще стоим, как распоследние болваны, поэтому я перевожу взгляд со счетчика на часы, я пока не опаздываю, но почему бы не поглядеть на часы, если уж они тут есть, а разглядывать спидометр мне надоело. Пятнадцать часов двадцать минут восемь секунд. Ладно, хорошо, время у меня действительно есть, можно не дергаться. Пятнадцать часов двадцать минут семь секунд. Пятнадцать часов двадцать минут шесть секунд. Сколько-сколько?! Нет, погодите, сколько там секунд? Пятнадцать часов двадцать минут одна секунда. Пятнадцать часов девятнадцать минут пятьдесят девять, нет, уже пятьдесят восемь секунд, так-то.

Часы в салоне машины идут назад.

«Это чтобы не опаздывать», — говорит таксист, перехватив мой взгляд. Я киваю, дескать, понятно, а как же, чтобы не опаздывать, да. Ясное дело.

«Люди вечно опаздывают, вызывают такси слишком поздно», — добавляет он пару минут спустя. Мы уже благополучно проскочили перекресток и приближаемся к вокзалу. Я не мигая смотрю на часы. Пятнадцать часов семнадцать минут тридцать секунд, так-то. Наконец достаю из кармана телефон, потому что надо все-таки свериться, интересно же. Пятнадцать часов шестнадцать минут на моем телефоне, совершенно замечательно, особенно если учесть, что такси было заказано на пятнадцать двадцать, это сколько же мы едем, ага, минус четыре минуты, ну-ну.

В пятнадцать четырнадцать он высаживает меня на вокзале, у центрального входа, как и договаривались. Что я тут делать-то буду целых полчаса, интересно.