Линн Флевелинг - Белая дорога

Бледные, с голой кожей, как у дракона, не достаточно большие, быть может, чтобы всерьёз летать, и всё же — то были самые настоящие крылья! Они имели размах руки в каждую сторону и были непрозрачные, как новенький пергамент. Он расправил их, как будто освободив крылья, почувствовал себя гораздо лучше. А быть может, так оно и было.

— Так это рекаро!

Реакция Алека здорово позабавила человека в волчьей маске.

— Моя магия для них подходит гораздо лучше, чем твоя Ореска.

Чертами лица высокий рекаро не был похож на Себранна, и всё же у него была та же неземная, необычная внешность. Волчья Маска даже не пошевельнулся, чтобы остановить Себранна, когда тот, почуяв свободу, двинулся к Алеку. Усевшись возле него на корточки — причём его серебристые и тёмные волосы рассыпались и укрыли его на манер пёстрого плаща — Себранн тронул холодным пальчиком губу Алека, а потом слизнул с него кровь. Женщина в маске рыси положила на пол возле Себранна деревянную плошку с водой и небольшой ножик. Себранн сделал исцеляющий цветок и приложил к губе Алека. В нос юноше тотчас ударило знакомое благоухание. Он провел языком по ранке и замер, ожидая, как поведут себя остальные.

Человек в волчьей маске опустился на колено возле Себранна и аккуратно взяв его ручку, поднёс к чаше, чтобы капнуть туда ещё одну каплю.

— Никогда не видел, чтобы они были такого цвета, — сказал он, рассматривая получившийся цветок. — Однако, эффект тот же. И он смотрит на твои пальцы. Ты перекармливаешь его. Вот почему у него такие длинные волосы. Им не нужно еды, пока они не используют свою магию или не имеют серьёзной раны.

Алек подумал, как сильно был истощён Себранн в Пленимаре, и как ему потребовалось несколько дней, чтобы терпеливо выходить его до здорового состояния. Понятно, что этот человек, спутник взрослого рекаро, знал о них гораздо больше, чем Алек.

— Зачем вам Себранн? У вас же есть свой.

— Меня гораздо больше волнует, зачем он тебе, я’шел? И как ты узнал о том, как его сделать?

— Я тут ни при чём. Его сделали из меня, но без моего согласия.

— Если это правда, зачем вы тащите его в Пленимар?

— Мы не тащим.

— Я знаю другое. Вы вступили в сговор с тёмными колдунами тех мест?

— Единственный знакомый нам их тёмный колдун — мертв, — подал голос Серегил, и Алек подумал, давно ли тот не спит, слушая их беседу.

Человек обернулся к нему.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что это я убил его.

— Правда? И какие же у тебя тому доказательства?

Серегил дёрнулся, пытаясь поудобней пристроить к стене спину, но ему отчаянно мешали связанные руки и ноги. Он был бледен, и снова выглядел нездоровым: какова бы ни была эта магия, которой на них воздействовали сегодня, с организмом как всегда, не успели посоветоваться.

И всё же даже теперь он умудрился принять задиристый вид, ответив:

— У нас имеется тайан’джил. И вы прекрасно видите, из кого его сделали, достаточно просто раскрыть глаза, не так ли? Его создали в Пленимаре и мы сбежали оттуда, прихватив его.

— Тогда зачем бы вам теперь возвращаться обратно?

— Чтобы не допустить появления новых тайан’джилов.

— Что ж, сказочка неплохая.

— Клянусь Аурой, это правда! Однако меня сильно интересует, а зачем вам ваш?

— Это не твоя забота, Ауренфейе.

С этими словами человек и второй, в лисьей маске, вышли, оставив им Себранна и охранницу в маске рыси.

Алек мельком заметил снаружи и другие замаскированные фигуры, пока Себранн гнездился возле него, пристраивая голову ему на плечо. У охранницы волосы тоже были тронуты сединой.

— Я рад, что ты жив, — шепнул Серегилу Алек.

— И я тоже, тали, — ласково улыбнулся Серегил.

— А что Микам?

— Вроде дышит.

— Что случилось?

— Будь я проклят, если мне это известно, — ответил Серегил и опёрся локтем о бедро Микама, чтобы сесть попрямее. — Однако не сказал бы, что мне понравился душок этой их магии.

Микам всхрапнул и сел.

— Мне пока что тоже не за что похвалить хазадриельфейское гостеприимство, — проворчал он по-скалански, оглянувшись на стражу. — Им бы не помешало взять несколько уроков у своих южных собратьев.

— Так ты всё слышал?

— Про тёмных колдунов? Да. Должно быть он имел виду алхимиков. И как по-вашему, откуда у него этот рекаро? У ’фейе алхимики есть?

— Не слыхал ни про одного.

— Так может, они потому и хотят Себранна, что не могут их делать сами?

— А ну довольно! — рыкнула женщина на своём тяжеловесном ’фейе. — Или говорите по-нашему, или заткнитесь.

Некоторое время они просидели молча, прислушиваясь к шагам своих тюремщиков снаружи. Там разложили большой костёр, и вместе с дымом до них донесся запах еды и чая. Кто-то там говорил — очень сердито и громко — и речь шла о мести.

Наконец, женщина вышла, унеся с собой факел, а вместо неё появился маленький человечек с дикой гривой спутанных черных волос. Он вошёл и уставился на них. Света снаружи было достаточно, чтобы разглядеть его расшитую зубами диких животных безрукавку и плечо, на котором висела штуковина, изукрашенная причудливым узором. Алеку никогда не доводилось видеть ничего подобного.

Наполовину скрытый теперь в тени, Серегил заговорил на языке, которого Алек тоже от него прежде не слышал.

Человечек тряхнул головой и ответил на вполне сносном ’фейе:

— Я не понимаю тебя. Это не мой язык.

— Ты не дравнианин? — по голосу было видно, что Серегил удивлен.

Человечек присел на корточки, на расстоянии вытянутой руки от него.

— Не знаю, что значит «дравнианин». Кто они такие?

— Это народ из тех мест, откуда я родом. Они выглядят очень похоже на тебя.

— У них есть у’лу? — человечек достал из-за спины свою штуковину и Алек сумел разглядеть, что на самом деле это было что-то вроде трубы.

— Нет, — ответил Серегил.

Человечек рассмеялся.

— Тогда я точно не «дравнианин».

— А твой народ — это кто, если ты не против моих вопросов?

— Я — Турмай, колдун рета’ноев из дальней лощины.

— Рета’нои? И вы живёте в горах?

— Где же ещё обитать рета’ноям? — пожав плечами, ответил Турмай.

— Здесь, в Скале? Вот в этих самых горах?

Турмай покачал головой и указал на дверь.

— Нет, много, много дней пути отсюда на север.

С этим он переключил своё внимание на Алека.

Алек задержал дыхание, чтобы не чуять вони, когда человечек ухватил его за подбородок и, повернув лицом к себе, разглядывая в упор. Потом он издал глубокий горловой звук удовлетворения и снова достал свою расписную штуковину, которую приложил одним концом к губам. Алек разглядел восковой мундштук и прежде, чем человечек начал играть, решил, что это, должно быть, какой-то музыкальный инструмент. Если только это можно было назвать музыкой!