Юрий Нестеренко - Время меча

— Вот, отдаю вашему капитану. Он уже сам их разделит.

— Погодите, господин Штрудел, денежки любят счет, — ответил Ральд, опорожняя кошель на стол.

Золотых и серебряных монет было меньше половины; остальное — медная мелочь, имевшая хождение в отдельных королевствах; в остальных ее пришлось бы менять по не самому выгодному курсу. Наемники выразили свое неудовольствие.

— Ничего не могу поделать, — приложил руки к сердцу Штрудел. И эти-то набрал с трудом. Если б вы дождались, пока князь расплатится, получили бы золотом и серебром всю сумму. А так — нету, просто нету. Я, знаете ли, деньги не чеканю.

— Ладно, с паршивой овцы… — бросил один из наемников, нетерпеливо следя за пальцами Ральда, сортировавшими монеты по кучкам. Остальные тоже не стали настаивать, хотя и не сомневались, что купец выложил им вовсе не последнее золотишко. Но хорошо было и то, что он согласился выплатить живым долю погибших. В конце концов, слишком уж недвусмысленно грозить ему силой не следовало: как-никак, купец был княжеским партнером и гостем, и Микута вряд ли оставил бы без последствий насилие над ним.

Получив свое со Штрудела, наемники вышли на улицу с твердым намерением отыскать теперь князя или чекневского воеводу и уладить финансовый вопрос и с ними; об обоих высокопоставленных луситах говорили, что они где-то на позициях. Однако, не пройдя и нескольких шагов, охотники за вознаграждением заметили, что за последние полчаса положение города изменилось не лучшим образом.

Тарсунцы, не дожидаясь даже успеха своих таранов, вновь полезли на стены — но на сей раз не для того, чтобы прорваться внутрь. Некоторые из наступавших несли с собой закрытые горшки. Защитники города поняли, что это такое, и на сей раз бились на стенах куда более яростно. Тем не менее, на севере тарсунцам удалось сбросить их вниз и выдавить в башни. После чего двое тарсунцев швырнули свои горшки в башенные проходы, а другие принялись поливать горючей жидкостью гребень стены. Многие из них пали под сплошным потоком стрел, сыпавшихся снизу, но дело было сделано. Поспешно отступая на лестницы, тарсунцы бросили на стену горящие головни.

Стена вспыхнула поверху; хуже того, пламя ворвалось и внутрь башен, откуда в панике бежали защитники. Не все успели убежать; до некоторых, которых окатило горючей смесью из разбившихся горшков, огонь добрался по следам и каплям и охватил несчастных, начиная с ног. Обреченные мчались по лестницам башен с воплями боли и ужаса, разнося пламя по всем этажам. Из тарсунцев тоже не все успели отступить на безопасное расстояние, и несколько живых факелов свалилось с лестниц к подножью стены.

Конечно, тарсунцы могли сразу попытаться поджечь стены у их основания и обойтись меньшими потерями, но тогда защитники залили бы огонь водой сверху. Теперь же они могли лишь бессильно смотреть, как пылает гребень стены, и пламя рвется из бойниц башен. Башни, благодаря тяге, аналогичной тяге в печной трубе, и сухой древесине внутри, были охвачены огнем особенно быстро.

Эту картину и увидели вышедшие с княжеского двора наемники.

— Похоже, наше жалование под угрозой, — заметил из них.

— И наша работа тоже, — добавил второй. — Махнуть, что ли, к тарсунцам, пока не поздно?

— Они еще не в городе, — осадил его третий. — И вообще, ну их к демонам, этих луситов. Унести бы отсюда ноги и вернуться скорее в цивилизованный мир.

— А по-моему, князь сейчас как никогда нуждается в наших услугах и не станет скупиться, — возразил Ральд. — Пойдем доведем дело до конца.

Мимо них пробежало, брякая оружием, несколько чекневцев. Ральд окликнул их и спросил о местонахождении командования. Один из луситов обернулся и махнул рукой на запад, откуда тоже слышались удары тарана. Тарсунцы, как видно, непременно хотели ворваться в город с разных сторон, и поскорее; их не устраивала перспектива просто сидеть и ждать, пока пожар откроет им проход, так как к тому времени чекневцы организовали бы за этим проходом мощную оборону.

Наемники направились к западной стене и застали там изрядную неразбериху. Одни отряды и одиночные воины прибывали сюда, другие, напротив, отправлялись отсюда на север. Пока непонятно было, где городские укрепления поддадутся раньше. Похоже, пожар на севере основательно нарушил планы чекневского командования, и оно никак не могло выбрать новую стратегию. Меж тем пламя охватило уже и одну из восточных башен — стрельба катапульт увенчалась наконец успехом для тарсунцев.

Несколько раз Ральда и остальных пытались привлечь для нужд обороны, но наемники упорно отвечали, что им необходимо переговорить с князем. В конце концов, побывав на нескольких башнях и еле протолкавшись обратно, они убедились, что того, кого они ищут, здесь нет. Проклиная луситов и их вечную неразбериху, наемники отправились к северной стене. Здесь толпились бойцы и просто жители, готовые встретить врага вилами, рогатинами и дубинами; из тяжелых скамей и бревен напротив обреченной стены сооружали баррикаду. Казалось, каждый принимает участие в кипучей деятельности, хотя на самом деле что-то реальное делало процентов двадцать, а прочие давали им советы, толклись вокруг, потрясали своим оружием и изрыгали проклятия по адресу тарсунцев. Причитали бабы, ржали кони дружинников, бряцали кольчуги и сбруи, над всем этим разносились охрипшие голоса десятников и сотников, пытавшихся

— и, как ни странно, не без успеха — командовать своими людьми. Тем не менее, хотя некий порядок в действиях оборонявшихся был, со стороны это выглядело полным хаосом, и Ральд тщетно пытался выяснить, где находится князь.

Внезапно, окруженная со всех сторон возбужденными и озлобленными луситами, полуоглохшая от выкриков бородатых ртов, дышавших ей в лицо луком, брагой и демоны ведают чем еще, Элина настолько остро почувствовала абсурднось происходящего, что оно, несмотря на все его грубые физические черты, показалось ей нереальным. Что она здесь делает? Она, западная графиня, вместо того, чтобы скакать по вольным просторам на выручку другу, как это описывают в рыцарских легендах, застряла в каком-то затерянном в лесах варварском городе и теперь вместе с кучкой вульгарных наемников, из которых едва ли один умеет читать и писать, проталкивается сквозь толпу разгоряченных аборигенов, чтобы вытребовать жалкие гроши у местного предводителя в обмен на участие в защите тех варваров, что внутри, от тех, что снаружи — участие, которое, как понимала Элина, уже ничего не решает в военном смысле, ибо скоро с той и другой стороны схлестнутся тысячи человек, и что на этом фоне значат еще несколько бойцов, пусть даже с мечами из чуть более хорошей стали? От осознания всего этого уже рукой было подать до мысли об абсурдности и безнадежности всей ее экспедиции, но Элина так цыкнула на эту мысль, что та в испуге бежала в самый дальний угол подсознания. Тем не менее, окружающее по-прежнему казалось ей каким-то душным мороком, от которого можно освободиться волевым усилием, но почему-то для этого-то усилия и не хватает сил. Сколь разительно контрастировало ее теперешнее состояние со вчерашнем боевым азартом на стене, когда она в первые же минуты боя убила своего второго в жизни человека, не почувствовав ничего, кроме радости, когда ее меч вспорол опрометчиво открытое горло!