В. Бирюк - Буратино

-- Точно выпустишь? И коня дашь?

-- Конь тебе здесь не надобен. Лодку возьмёшь на берегу. Из поруба - выпущу. Если убедишь, что ты этого стоишь.

-- Ну... А почему я тебе верить должен. Ты вообще... ты тут никто...

-- Уже "кто". Внебрачный, но признанный сын здешнего владетеля. Позволь представится: Иван Акимович Рябина.

-- Врёшь!

-- Эх, Корька. Не знаешь ты что такое "дар богородицы". Когда всякая ложь человеческая блевотой отзывается. А своя - втрое. Я врать не могу - изблююсь до крови.

Его лицо тронула сперва несмелая, но все более уверенная улыбка. Усмешка превосходства. Так человек, перед которым с крыши упал кирпич, приходит в себя и начинает смеяться. И над самим собой, и над лежащим кирпичом. Ещё бы: он-то соврать может, а я нет. Стало быть, я калека, моральный урод. Врать не могу.

-- Ну и чего ты знать хочешь, отроче, правду рекущий?

-- Расскажи мне про дело отца моего, Акима Яновича.

Откуда у меня это всплыло? Я же еще и не разбирал толком грамоток. Так по верху глянул. В одной разобрал имя - Аким Рябина. Корька снова ухмыльнулся. Успокоенно.

-- Я в этом деле не был. Это еще до меня. Сам Храбрит и закрутил.

Дело было довольно простое. Когда тринадцать лет назад Свояк ударил по юго-восточным волостям Смоленского княжества, лучников бросили на перехват. Смоленские стрелки - пехота. К театру боевых действий они не поспевали. Тогда Аким своей властью забрал коней в одной вотчине по дороге, посадил своих людей и пошли дальше вскачь, верхами. Корветлан, который Меньшиков придумал после Полтавской битвы для преследования короля Карла и гетмана Мазепы, - вещь не новая. Пехота передвигается конно, а в бой идет пешею. Сотня к рубежу поспела. Но вотчинник был из весьма непростых - Ростику пошла весьма весомая жалоба.

Аким-таки, догнал северских и маленько их потрепал. Кого побил, кого в плен взял. И часть пленных тут же обменял на смоленских. А менять вражеских воинов на своих же, но смердов... Конечно, не сменял бы - полон угнали бы. И ищи ветра в поле. Точнее - в Степи. Но... донос пошёл.

Доверие было подорвано. Через два года смоленские стрелки проявили себя не наилучшим образом в бою под Переяславлем. Честно говоря -- там все себя проявили... не наилучшим образом. Изя Черниговский был бит. Ростик и смоленцы - за компанию. У победы много отцов - поражение всегда сирота. Аким имел скверную привычку говорить громко и часто нелицеприятно. А потеряв половину людей - еще и обидно. Его комментарии, в соответствующей аранжировке дошли до княжеских ушей. Ему начали шить измену. Тем более, что и прежде "сигналы" были.

Через полгода Ростик отыграл назад, но осадок остался. С обеих сторон. И тут явился молодой и бьющий копытом Храбрит. Который предложил сыграть интересную комбинацию. Из игр мастеров застеночно-пыточного жанра.

Проверить Акима на прочность: выгнать с позором. "Если зло затаил - проявит". А для выявления возможных связей фигуранта с людьми Свояка - облегчить ему возможное сношение географически - загнать сюда, на Угру. И внедрить своего человека в ближайшее окружение. Храбрит даже и себя не пожалел - согласен жениться на этой дуре, Акимовой дочке. Предложенная схема было одобрена, самоотверженность - оценена. Храбрит начал подниматься по карьерной лестнице. А Аким поехал в лесные дебри.

Корька рассказывал подробно, с отступлениями, с характеристиками участников и описаниями мест событий. Он, явно, знал много и многих. Так исторически сложилось, что именно Смоленский князь Ростислав Мстиславич - Ростик, мог и создал наиболее мощную специальную службу. Именно у него были и финансы, и географическое положение, и единовластие. И наиболее обширный выбор качественного человеческого материала. Плюс идеологическая целостность.

На Волыни Изе постоянно приходилось помнить о взаимном неприятии волынян-православных и приглашаемых им союзников-католиков, венгров и поляков. Гоша Ростовский и людей имел меньше, и деньги более тратил на строительство новых городов. Остомысл, Свояк, "Давайдовичи", Полоцкие... - "труба пониже и дым пожиже". А Ростик и внешних иноземцев не боялся, и с епископом в большом согласии, и работать удобно - середина земли Русской.

Корька во всем этом варился уже больше десяти лет. Сесть бы спокойно да расспросить. Аж дух захватывает от возможностей. Но... Оставлять его здесь надолго нельзя: Аким взовьётся. Да и какой-нибудь из "княжьих людей" может заскочить. А там суд, допрос, Корька свою версию выдаст, сослуживцы поддержат... Мне - труба. Типа "геликон". Три оборота вокруг шеи.

Выпустить его по-настоящему? Дать денег - пусть мемуары пишет. "Смоленские тайны. Записки особого агента". Нет никакой гарантии. Хендлов нет, рукояток управления. Запоминай, Ванюша, может и самому придётся. Если на противоположной стороне в порубе окажешься. Вот, вроде бы, и человек полезный, и взаимопонимание установилось, но... нет поводка, привязи. И придётся убить. Себе во вред. Не потому что он такой, а потому что у меня нечем его контролировать.

-- Вот такие дела. Ты обещался меня выпустить.

-- Раз сказал - сделаю. Повернись спиной - вязки развяжу.

Корька развернулся спиной, я снял с его локтей ремни, стал их сматывать, думая: а чтобы еще напоследок спросить, наклонился к свечке, стоявшей на полу. Над головой раздался шелест - Корька вытянул у меня из-за затылка шашку. И махнул ею. Я только и успел отскочить к дальней стене.

-- Что, сучёнок, не ждал? Соплив ты со мною тягаться. Сейчас я тебя тут и покрошу.

Он двинулся на меня, покачивая клинком. Потом остановился. Глянул наверх - в проем.

-- Ладно, ты со мной по-людски, и я к тебе по человечески - живи.

Ночь кончалась, а ему надо уйти по-дальше. Корька пятясь отступил к бревну с поперечными перекладинами, которое здесь использовалось в качестве лестницы. Держа в одной руке, направленный в меня клинок, начал подниматься. Когда его голова скрылась за краем проёма, я толкнул ногой свечку, и она погасла. Чтобы этому гаду там темно было, чтоб он мой дрючок не разглядел, чтоб он там ноги поломал... Он вытащил за собой лестничное бревно. Потом раздался шум, Корька за что-то зацепился, крепко выругался, дверь скрипнула...

Какой я дурак! Как ребёнка! Идиот! Не умеешь носить клинок на спине - не берись. Ходи вон с дрыном своим... Наверху снова скрипнула дверь. Через мгновение в проем всунулось белое пятно лица.

-- В животе, боярич?

Яков. Ну и что ему сказать? Что я - сопляк? Что своё дело завалил, теперь надо поднимать дворню, искать беглеца. Как стыдно...

-- В животе. Корька-то...

-- Лежит. Как Аким сказал - голова ссечена.

Яков спустил лестничное бревно. Я тяжко выбрался наружу. У двери, еще в темноте сарая, Яков придержал меня за плечо.

-- Ты так не делай. Что ты парень рискованный - и так видно. Только клинок свой ему давать - лишнее. Он бы и так побежал. А клинком твоим... мог и тебя.