Пол Андерсон - Собака и Волк

— Даю тебе слово на это время, до отъезда. А когда вернусь, будет видно. Пусть только этот сопляк встанет на моем пути, я его в порошок сотру.

— Или я сама его уничтожу, если он меня к этому вынудит, — сказала она.

— Вы чрезвычайно гостеприимны, сенатор, — сказал Домиций Бакка. — И это приятная неожиданность. Признаюсь, мы с губернатором опасались, что вы не слишком охотно согласитесь на встречу. Уверен — присутствующие, не исключая госпожи, интересы Рима ставят на первое место. И это замечательно, потому что это интересы самой цивилизации.

За окном выл ветер, дождь барабанил по черепице. В окна, несмотря на полуденный час, вползала темнота. Горели, оплывая, восковые свечи. В триклинии Апулея было жарко: гипокауст [15] Отопительная система под полом или в стенах домов Древнего Рима в виде каналов и труб, проводивших нагретый воздух. перегрел помещение. Грациллонию хотелось выйти на воздух, вобрать в легкие честную резкость осени.

Следуя античной традиции, Бакка трапезничал полулежа. Он обводил взглядом присутствовавших в комнате людей. Седовласый элегантный Апулей близоруко щурился. Корентину пришлось надеть шитую золотом сутану, нелепо сидевшую на его долговязой фигуре. Грациллоний тоже неловко себя чувствовал в праздничной одежде. Строго одетая Руна то и дело опускала ресницы. Высокая прическа с перламутровым гребнем в иссиня-черных волосах выгодно подчеркивала лебединую шею.

— Мы тоже счастливы, — в голосе Апулея не чувствовалось теплоты, — что прокуратор лично соблаговолил нас посетить.

— Но вы этого, несомненно, заслуживаете. — Бакка пригубил вино. — Аквилон никак не назовешь незначительным городом. Ну а после трагедии в Исе правительство, следуя христианской заповеди о милосердии, должно окружить Конфлюэнт особой заботой.

Корентин откашлялся. Грациллоний подозревал, что епископ хотел таким способом удержаться от ругательства времен его матросской молодости.

— Лишь церковь может судить, что является благотворительностью, а что — нет, — нравоучительно произнес он. — Может, сразу перейдем к делу?

Бакка поднял брови:

— Во время обеда? Боюсь, мы проявим неуважение к нашему щедрому трибуну, — он улыбнулся и кивнул в сторону Руны, — и к госпоже.

В полумраке невозможно было определить, покраснела она или нет. Грациллоний знал, как ненавидела она проявляемую к ней снисходительность, и заранее готов был прийти в восхищение от ее ответа. Ответила она сдержанно:

— Раз уж прокуратор оказал мне честь, пригласив сюда наравне с мужчинами, то я приму участие в дискуссии, хотя — Господь свидетель — за границы того, что положено женщине, не выйду.

В этот раз Грациллоний не пришел в восхищение. Что стало с ее независимостью, которую она так часто проявляла по отношению к нему? Его невольно охватил гнев.

— Ладно, думаю, мне следует рассказать о причинах, побудивших меня навестить вас, — начал Бакка. — Я привез вам указ империи касательно Конфлюэнта. Указ означает большие изменения в жизни людей, а вы, как руководители, должны помогать им, следить за тем, чтобы они шли по пути добродетели и послушания. Знаю, будет это непросто. Приехал я сюда, чтобы объяснить и на первых порах помочь. Жители Иса привыкли советоваться с женами и верили в магическую силу королев. Теперь они, конечно, знают правду. Но старые привычки долго не умирают, и я уверен, что женщины и советуют, и влияют на нас в принятии решений. Как мне стало известно, вы, госпожа, занимаете высшее положение среди женщин и пользуетесь наибольшим уважением. Вот поэтому нам и нужна ваша помощь.

Апулей бросил взгляд на Грациллония.

— У нас есть еще две принцессы, — напомнил он.

— Знаю, — сказал Бакка. — Но поправьте меня, если я ошибаюсь. Мне известно, что одна из них вот-вот родит. Было бы негуманно отвлекать ее в этот святой момент. А другая… другой сейчас нет в городе. Я правильно говорю, Грациллоний?

«Интересно, сколько успели донести ему шпионы? — промелькнуло в мозгу отца Ниметы. — По всему видно, что много. С каким удовольствием заткнул бы я мечом эту проклятую глотку!»

Да что с того? Какая от этого польза? Он заставил себя кивнуть.

— Ну что ж, — сказал Бакка с таким же благодушным видом. — Думаю, нам с вами нужно предварительно обсудить суть указа. Сейчас я прочту вам основные положения и выслушаю ваши вопросы. Затем мы составим план действий. Сначала, вынужден повториться, будет трудно. Впоследствии все убедятся в мудрости императора, а на ранних стадиях ваши способности и ваша лояльность пройдут проверку на прочность. — Он подчеркнул: — Это в первую очередь относится к вам, Грациллоний.

Случилось это за Адриановым валом. Отряд попал в засаду, когда Грациллоний шел со своими людьми в разведку. Римлянам удалось добраться до вершины горы, но варваров было слишком много, и перед гибелью у центуриона оставалась единственная надежда — прихватить в преисподнюю как можно больше врагов. Внизу ликовал противник, а Грациллоний, глядя сверху на разрисованные тела, думал, куда же ушли прожитые им годы.

К счастью, шум услышали оказавшиеся неподалеку воины из шестого легиона. Группа эта, под командованием Друза, быстро пришла на помощь. Над вереском взвился римский штандарт, прорычала труба, полетели стрелы. Грациллоний с людьми вышел из окружения.

И опять он стоит на возвышении, и снизу смотрит на него Друз, однако в этот раз освобождения ждать не приходится ни тому, ни другому. Сейчас у них даже нет и врагов, которых можно уничтожить. Куда же все-таки ушли прожитые им годы?

Солнце в этот ярмарочный день светило ярко. По голубому небу проносились легкие облака. Накануне прошел дождь, и ветер морщил лужи и раскачивал деревья, безжалостно срывал с них красные, желтые, коричневые листья. Летели на зимовку последние перелетные птицы. Крики их были так же холодны, как и осенний воздух. Весь мир, казалось, куда-то уезжает. «И правильно делает», — думал Грациллоний.

Отсюда, с верхней ступени крыльца, он смотрел на людей. В поле зрения его попадало то одно, то другое лицо, и сердце его каждый раз вздрагивало, как щит от удара.

Там были бывшие его советники, аристократы из Иса — Рамас Тури (он сейчас представлял ремесленников), Хилкет Элиуни (от возчиков); длинноусый, покрытый татуировками Боматин Кузури (от моряков). Рядом с ними — Амрет Танити, бывший капитан гардемаринов, а ныне землепашец (что его чрезвычайно угнетало); Осрах Картаги, металлург, из последних сил старавшийся не утратить природной веселости. Маэлох с Терой стояли в первых рядах, а рядом с ними — Кэдок Химилко. (Половина души его была сейчас дома: в этот час Юлия рожала их первенца.)