Майк Кэри - Мой знакомый призрак

Шрам протестующе, но как-то испуганно захрипел, совсем как попавший к мяснику кабан. Повернув голову, словно антенну, он попытался запеленговать псевдомелодию. Вне всякого сомнения, она доносилась сзади, с пустого деревянного настила метрах в пяти от нас, там, где между «Мерседес» и ее ближайшей соседкой клубились густые тени.

Звук стал еще выше, и Шрам закричал от боли и гнева. Убрав ногу с моей груди — очень вовремя, иначе бы ребра точно сломались, — он побежал к «Баронессе Тэтчер», а значит, к источнику странной музыки. Бежать ему было трудно, все равно что с быстриной бороться: шаги замедлились, и на секунду показалось, сейчас великан свалится в воду. Но затем, разглядев что-то на беленых досках, он через силу сделал еще несколько шагов…

Я сел и попробовал набрать в грудь воздух, который будто состоял из острых, как игла, осколков, Тем временем Шрам попытался поднять неожиданную находку, но вместо этого упал сам. Лихорадочно цепляясь за доски, он ухитрился встать. В огромной ручище мой плеер — Шрам долго всматривался в него, будто зрение, внезапно потеряло остроту и сфокусированность, а потом, заревев, как бык, отшвырнул подальше. Ударившись о борт «Баронессы Тэтчер», плеер свалился в темную воду, его резкий голос оборвался буквально на середине ноты.

Луп-гару не похожи на обычных призраков: они сложнее или проще в зависимости от того, что нужно сделать. С одной стороны, дух-оккупант вторгается в плоть очень глубоко, а затем, видоизменив ее, плетет вокруг себя нечто вроде кокона, так что изгонять его — занятие, мягко говоря, непростое. Но (и но с очень большой буквы) имеется и обратная сторона: гостевое тело помнит, каким оно первоначально было. Поэтому самый легкий способ — «поссорить» оккупанта и хозяина, создав искусственное противодействие, чтобы тело вернулось к нормальному, додуховому состоянию.

Я опасался, что вечер, который провел на кухне Пен, сначала по крупицам собирая несуразную мелодию, потом записывая ее на плеер, пропадет попусту. Но вместе с тем понимал: в единоборстве со Шрамом мне не выстоять, сколько хитрых ударов ниже пояса ни наноси. Если решусь выступить против него, нужна подлянка посерьезнее.

Великан снова поднялся, но усилия для этого потребовались колоссальные. Повернувшись ко мне, он и с десятиметрового расстояния обжег полным клокочущей ненависти взглядом.

— Кастор, я убью тебя за это, клянусь! Как только…

Шрам замер, и по огромному телу, словно волны по поде, пробежала дрожь. Взглянув на свои руки, он застонал: они переплетались, но не как человеческие конечности, а сплошь змеи или испуганные щенята в мешке. Луп-гару сделал шаг ко мне, поднял ногу для второго — и это все, что ему удалось.

— Как только вернусь… — с трудом выдавил великан, и его голос сорвался, превратившись в журчание. Огромное тело начало таять снизу вверх: таять и сжиматься. Хотя нет, он не таял, просто так казалось с того места, где сидел я, в действительности творилось нечто куда более, ужасное.

Шрам превратился в крыс. Огромное крепкое тело распадалось, разделялось, разваливалось; из складок заношенного костюма хлынуло целое море коричнево-бурых зверьков и по дощатому настилу понеслось прочь от воды. Руководи им сознание Шрама, крысы сожрали бы меня заживо, но Шрам, точнее скрывавшиеся за этим именем разум и личность, был призраком. Когда музыка выбила его из плоти, каждое из бесчисленных созданий снова стало подчиниться своей воле.

Вспомнился вечер, когда, вернувшись домой, я обнаружил в комнате Шрама. Теперь понятно, как он пробрался в приоткрытое окно! Я содрогнулся, представив мерзкое зрелище. Угроза убить меня была не пустым сотрясанием воздуха. Я ведь не изгнал Шрама, а просто рассеял, рассредоточил, телесную оболочку украл. Со временем он, возможно, найдет другое тело, да не возможно, а наверняка. Луп-гару что сорняки: думаешь, вырвал с корнем, а они появляются, когда меньше всего ждешь; губят сортовую герань, съедают собаку, раскалывают череп, словно яичную скорлупу.

Однако эти опасения пришлось оставить для теплых вечеров будущего лета. В тот момент имелись проблемы поактуальнее. Поднявшись с дощатого настила, я вернулся за остальными инструментами: отмычками, болторезам, флейтой с коническим раструбом и так далее. Затем надел туфли, поднялся на борт «Мерседес» и скорее к двери.

Доставая отмычки, я еще раз оглядел замки: стандартный, американский и изящный, с налетом гламура, замок Чабба. Ну, все не так элементарно, как хотелось бы, но вполне осуществимо. Я приступил к делу, периодически оглядываясь через плечо на вход в гавань, чтобы проверить, не идет ли кто. Вроде никого… Спокойно работая, я минут за десять вскрыл американский замок, зато потом провозился с Чаббом. Гребаное чудо-юдо с невероятно узким цилиндром и двойным держателем! Отмычки здесь практически бессильны, так что пришлось корпеть над сувальдами. Кожа на затылке так и зудела, драгоценные минуты утекали, а я одну за другой приводил эти скользящие пластинки в нужное положение.

Наконец язычок сдвинулся, замок щелкнул, и дверь буквально на сантиметр приоткрылась вовнутрь. Произошло это так неожиданно, что я чуть не улетел вместе с ней. Затем, вернувшись в более или менее устойчивое положение, с опаской шагнул в темную каюту.

Несколько секунд я старался не шевелиться, весь обратившись в слух. Никого. Свет включать очень не хотелось: если Дамджон неожиданно вернется домой, с точки зрения стратегии куда выгоднее будет удивлять, чем удивляться. Вообще-то шаги и голоса я должен услышать заранее, но увидев свет, Лукаш может послать сюда команду плечистых ребят. Те подкрадутся на цыпочках, и настанет «Последний рубеж Кастера» [38] «Последний рубеж Кастера» — битва на реке Литл-Бигхорн. Произошла в штате Монтана 25 июня 1876 между индейцами и 7-м кавалерийским полком во главе с генералом Дж. Кастером. Под натиском контратаки индейцев кавалеристы отступили, потеряв 265 человек убитыми, включая генерала Кастера. с разницей в одну гласную.

Слабый сквознячок дал понять: я попал в довольно большую каюту или камбуз, а вот оглядеться не получалось. Чувствуя, что нервы натянуты до предела, я заставил себя сделать паузу, чтобы глаза привыкли к темноте. Мрак распадался на пласты различной интенсивности, и вокруг постепенно вырисовывалась каюта.

Итак, напротив меня стол, низенький, длинный, о такой очень удобно спотыкаться. Вдоль стен два диванчика, а посредине, у центральной переборки, похоже, шкаф, с одной стороны к которому примыкает какой-то невысокий громоздкий предмет. Между мной и шкафом — стул, и чем старательнее я вглядывался в темноту, тем больше казалось: на нем кто-то сидит.