Эл Ибнейзер - Дар Менестреля

Мельсана задумалась на минуту, и решительно и согласно кивнула головой.

— Умница, сестренка…

Возле дороги из Абаскила в Днейру у самой кромки мрачного Корранского леса горел костер, а вокруг спало несколько человек. Спали однако не все — в темноту под занавес густых ветвей скользнуло две тени. Толстяк с козлиной бородкой вопросительно взглянул на собеседника — сухого рослого мужчину — но тот видно хотел отойти подальше от костра и только приложил палец к губам и качнул головой в направлении леса. Они отошли еще немного и толстяк не выдержал:

— Ну, что случилось?

— Новый приказ. Нужно вести всех в глубь Коррана. Там предстоит драка и чем больше людей удастся собрать, тем лучше.

— Да как же мы их приведем туда, когда они Леогонию собрались грабить? Кто приказал-то? — удивился толстяк.

— Мастер, — коротко ответил сухой.

— Который?

— Егард. Так что завтра утром поведем всех в лес.

— А как? Они ведь тебе не стадо баранов. Их чем-то заманить нужно.

— Скажем, что принцесса Леогонии не погибла, а ее держат в плену. И что кто ее спасет, тот на ней женится и станет королем, а все его дружки смогут грабить сколько хотят, и король им все позволять будет.

— Принцесса? В самом деле что ль? — ахнул толстяк.

— В самом деле, — мрачно подтвердил сухой.

— Так ведь она ж… — возразил было толстяк.

— Да, видно уже не… — ответил его собеседник, — Ладно, кончаем разговоры, спать надо. А завтра — ты все понял?

— Да как уж не понять! Ну, дела… А как ежели не Егард у власти останется?

— А какой выбор то? Или тебя сейчас Егард, или, если он проиграет, потом они.

— А кто они-то?

— Мастер Йолан и жрица.

— Ну, дела!.. А Магистр-то что?

— Почем я знаю. Магистра тут нет. А они — рядом.

— Так может мастера Йолана со жрицей поддержать. Они-то вместе покруче будут.

— Посмотрим еще. Пока что у них вроде небольшой отряд серых братьев, и все. А у Егарда и братья, и разбойничков, вроде наших. Так что я бы не стал от Егарда откалываться. Драка-то в его пользу должна быть. А там уж кто выжил — тот и прав…

Корджер очнулся на уже знакомой серой долине, в которой бывал уже не раз и не два в своих снах. Он вспомнил свой последний сон здесь и содрогнулся. Здесь он с детьми провожал Дейдру, как он теперь понял, в последний путь. С детьми… Все трое оказались его сыновьями, отсюда и таинственная связь между этими троими. Тот в бордовом плаще должно быть был его старший — Йолан, попавший в руки его врага и воспитанный орденом, разрушившим… Как все-таки странно распорядилась судьба. А в сером был средний — Йонаш, этого воспитали в Белых Горах. Странные судьбы и странные имена, которые ему так и не было позволено дать своим детям. А младший — Дастин. Как теперь стало ясно, простые люди, принявшие его, простецки переврали название древнего герцогства, приняв его за имя ребенка.

Рядом кто-то появлися. Корджер поднял глаза и увидел того самого старика, которого встречал в посленем сне и еще где-то… Воспоминания ускользали, но он был уверен, что видел его не раз и не два…

— Верно, ты видел меня много раз и мы разговаривали много раз, — кивнул головой старик, — присядь, поговорим еще…

Рядом с ними появились два кресла, в одно из которых немедленно сел незнакомец. Поколебавшись, Корджер опустился во второе и спросил:

— Кто ты?

— Сначала ты должен вспомнить кто ТЫ?

— Я знаю, кто я.

— Еще нет… — старик махнул рукой, будто срывая паутину с глаз Корджера, и вдруг в памяти того словно открылись запертые доныне двери, и воспоминания хлынули на него, переполняя его чувства ужасом пережитого… Боль, то ли настоящая, то ли выплывшая из воспоминаний запульсировала во лбу, и он поднял руку к темнеющему там драгоценному камню, но не нашел его, а взамен ощутил прикосновение неживых нечеловеческих металлических пальцев, но и это наваждение прошло придя на смену новому наваждению, еще причудливее предыдущего… Корджер прикрыл глаза и позволил волне воспоминаний пройти сквозь него, а потом вновь открыл их, не совсем уверенный, что же он увидит. Но картина была прежней, серая долина, два кресла на утоптанной дорожке, он и старик. Картина не изменилась, изменился он сам. Он уже не был Корджером, бывшим императором Гланта, он помнил множество жизней и множество судеб, и Корджер был лишь одной из них, самой свежей, но не самой ужасной…

— Значит, это было не случайно? — спросил он старика.

— Нет, — ответил тот.

— Но если я обречен сражаться на стороне Света, как же произошло то, в Бренсалле?

— Жители этого города слишком долго нарушали Закон. Те, кто приютили твоего сына, были одни из немногих остававшихся там праведников. Но они умерли, умерли и остальные хорошие люди в этом городе, а новых не появилось. Последнего праведника похоронили в Бренсалле незадолго до твоего прихода туда.

— Значит город был обречен?

— Да. Ты был лишь меч карающий, не более.

— Но почему я?

— Ты сам этого просил.

— Когда?… — спросил Корджер и осекся, вспомнив комнату в замке д'Ариньи, и свою отчаянную пьяную молитву «сделай меня своим мечом!»

— Видишь, ты и сам помнишь. Поскольку тебя это волнует, не забывай, что горожане тоже просили своей судьбы.

— А это когда? — удивленно спросил Корджер, и снова вспомнил когда… «Хотите ли вы видеть казнь и смерть?» — спросил он, и улюкающая толпа закричала: «Да, хотим!..»

— Теперь ты помнишь меня?

— Ты — Единый? — спросил Корджер. Старик покачал головой:

— Ты видишь его уста, не более. Я был создан понимащим Его Волю и умеющим облечь ее в правильные слова, понятные, иногда, людям. Перед тобой — посланник.

— А если я хочу говорить не с тобой, а с ним? Если я хочу спросить его, за что мне все это? Если я хочу спросить, с чего это я должен служить Свету вновь и вновь?

— В чем же дело? Говори. Он ведь все равно все видит и все слышит. Ты видишь его в красоте рассвета, в шелесте травы, в глазах любимой, куда бы ты ни пошел, что бы ты ни делал, он видит и слышит тебя. Проблема не в том, чтобы он тебя услышал, а том, есть ли у тебя действительно что сказать ему?

— Но у меня есть что сказать! Я не хочу этой судьбы! Я не хочу быть всегда обречен служить Свету! Я не хочу быть игрушкой в чьих-то руках!

Старик вновь покачал головой и ответил:

— Ты обречен служить Свету именно потому, что ты не хочешь быть игрушкой в чьих-то руках.

— Я не понимаю!

— Хорошо, ты смог ответить на вопрос «Кто ты?» и тебе этот ответ не понравился. Тогда ответь на другой вопрос, «Что ты хочешь?» Хочешь ли ты жить мелким обывателем, трясущимся за свою жизнь и жизнь близких, и знающим что он ничего не может сделать, чтобы их защитить?