Демьян Бедный - Стихотворения, эпиграммы, басни, сказки, повести (1908 — октябрь 1917)

Ерема в дворниках служил.
Хоть было по двору порой и хлопотливо,
А в праздник — особливо,
Одначе жил Ерема — не тужил
И службу нес хозяйскую ретиво.
Хозяин уж не раз Ереме за труды
Сулил при случае подачку.
От радости мужик сильней порол горячку.
И допоролся… до беды.
О рождестве, когда кто мог, тот веселился,
Хозяин к дворнику ввалился:
"Ох, миленький, смотри!
Поостеречься б нам пожара.
В хватере надо мной шумят… Как будто свара…
Перепились, должно… Поди-ко-сь… усмири!"
И, повинуяся приказу,
Наверх стрелой летит силач.
"Ой, убивают! Ой!" — раздался где-то плач
И замер сразу.
Ерема мчит назад. Хозяин у перил
Стоит испуганный. "Ну что?"
"Да усмирил!..
С натуги ломит поясницу.
Поди ж ты, начали дерзить!.."
Израненных жильцов пришлося увозить
Едва живых — в больницу!

Я знаю: приговор Ереме будет строг.
Не повезло ему. Судьба в бараний рог
Таких, как он, не всех сгибает.
На неудачника легко махнуть рукой.
А в этом дворнике какой
"Администратор" погибает!

У Клима помер зять,
Господь бедняге не дал веку.
Так довелося Климу взять
Егорку-сироту в опеку.
Едва ль не со второго дня
Наш опекун ворчит: "Мотри ты у меня!
Не стану по головке гладить.
Набедокуришь — буду сечь.
Замашек всяческих теперь как не пресечь,
Так опосля с тобой не сладить".
И, что ни день, с тех пор,
Как только час улучит,
Мужик сиротку учит:
То по загривку даст, то схватит за вихор,
То палкой взбучит!..
"Побойся бога, Клим! — вздыхал сосед Пахом. —
Опека бы твоя не кончилась грехом!"
Грехом и кончилась. Случилось: после порки
День целый опекун не мог сыскать Егорки.
"Вот, язва-то! Вот песий струп!
Полезем на чердак. Там негодяя нет ли?..
Есть! Вот!"… И обмер сам: на мужика из петли
Глазами страшными холодный глянул труп.
И плач и вой пошел по дому. Напоследи
Сбежалися соседи.
"Что? — все накинулись на Клима. — Что, злодей?!"
"Как будешь ты глядеть, скотина, на людей?"
"У, чтоб те руки обломало!
Дите, сироточку, побоями сгубил!"
"Бил! — огрызнулся Клим. — Беда не в том, что бил!
Беда — что бил, как вижу, мало!"

Нововременскую прочтя на днях статейку,
Где, изнасиловав убогую идейку,
Сеченье воспевал какой-то подхалим,
Я ахнул: батюшки! Да это ж пишет… Клим!

"Хозяин! Пантелей Ильич! Гляди-ко… Волга…
Взбесилась, видит бог. И потонуть недолго.
А не потонем — все равно
Водой промочит все зерно".
Приказчик мечется, хлопочет.
А Пантелей Ильич, уставя в небо взор,
Дрожащим голосом бормочет:
"Святители! Разор!
Чины небесные, арханделы и власти!
Спасите от лихой напасти!
Я добрым делом отплачу…
Сведу в лампадах пуд елею…
Под первый праздничек свечу
Вот с эту мачту закачу…
И сотельной не пожалею!"
То слыша, говорит приказчик Пантелею:
"Ты это что ж, Ильич? Про мачту-то… всурьез?
Да где же ты свечу такую раздобудешь?"
"Молчи, дурак, — умнее будешь! —
Хозяин отвечал сквозь слез. —
Дай только вымолить скорей у неба жалость,
Чтоб я с моим добром остался невредим, —
А там насчет свечи мы после… поглядим…
Укоротим, пожалуй, малость!"

Читатель, за вопрос нескромный извини:
Скажи, ты помнишь ли те дни,
Когда везде толпы народа
Гудели, как шмели
У меда:
"Свобода!"
"Свобода!"
А дела до конца не довели.
На радостях, забыв о старом,
Обмякли перед вольным даром.
Читатель, ежли ты один из тех шмелей,
Сам на себя пеняй и сам себя жалей, —
А мне тебя не жаль. Польстившись на подарок,
Что заслужил, то получи:
Заместо сотенной свечи —
Копеечный огарок.

"Эх ты, карманчик мой! Расти, голубчик, пухни!" —
Так губернаторский лакей
Мокей
Пред всею челядью бахвалился средь кухни.
"Что, ирод? Знать, опять с кого-нибудь содрал?"
"Вестимо!
Чужой целкач у нас не проплывет, брат, мимо.
Как вышло давеча. Проснувшись, генерал:
"Ну, что, брат? — эт-та мне, — в приемной много люду?"
"Порядком, — говорю, — набилось отовсюду".
"А ты, — и пальцем так изволил погрозить, —
Карман себе небось успел уж нагрузить?"
"Так точно, — говорю. — Греха таить не буду.
А только доложу: есть и для вас… "сюжет"…"
Тут барин мой, как был без брюк и без манжет,
К дверям-от — шасть, и к щелке — глазом.
"Где, говори скорей?"
"Вон… в шляпке с черным газом".
"Так… Недурна, хе-хе… Еще разок взгляну…"
А сам пустил слюну:
"Венера… истинно Венера…
Глаза потупила… Пикантная манера!
Не удержаться тут святому от греха.
Зачем пришла, Мокей?"
"Просить за жениха,
Что посадили вон намедни… землемера".
"За жениха, хе-хе… Ух, дьявол! Все забудь!
Видал, какая грудь?
Пусть не ломается, шепни, не будет дурой.
Скажи, что, дескать, я… что мы… не как-нибудь:
Облагорожены культурой!
Исполним, дескать, все… Мол, барин — холостяк,
И благодарность вся… пустяк:
Возьмем, хе-хе… натурой!"

За все свои дела волк отвечает шкурой.
Но этот самый вот "натуралист"-подлец
Попал в министры под конец.
И хоть при Керенском и был объявлен вором,
Но как сановникам еще была лафа,
То, вишь ты, для него "не подошла графа",
И этот аспид был отпущен прокурором.

Как у попа Ипата
Не борода — лопата.
Расправивши ее оплывшею рукой,
Печальных мужиков намедни
В конце обедни
Поп речью потчевал такой:
"Ох, вижу: в помыслах мирских погрязли все вы.
Не богомольцы вы весной.
Все только думки про посевы:
А не побил бы град, а не спалил бы зной.
Почто мятетеся и плачетеся векую?
Бог видит вашу скорбь и всю нужду людскую,
Казня и милуя нас, грешных, поделом.
Не судьи мы господней воле.
Идите же со мною в поле, —
На всходах отпоем молебен всем селом.
И ущедрит вас бог зерном по вашей вере,
И будет хорошо приходу и попу.
С вас много ль надо мне: с копенки по снопу,
Аль с закрома по мере".