Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон

– Свадебку?! – взорвался Военег. – После того, что тут натворил мой братец? После оскорблений, которыми он осыпал Мечеслава, и меня, и мою женщину?! Забудь! Не похож Мечеслав на сумасшедшего. Да и невеста его, та еще штучка. Нет. Решаем, господа. Я заявляю, что Воиград не отдам. И вам со мной не совладать, уж поверьте мне. У меня сил больше. Я знаю – багуны свободолюбивы и независимы. Но не будь я Военегом, если не дам им того, чего они действительно хотят. А хотят они вовсе не свадебных гуляний.

Борис встал. Вытер рукавом рот. И, на удивление отчетливо произнес, с ненавистью глядя брату в глаза:

– Не отдашь, говоришь? Это мы еще посмотрим.

Семен ушел из кухни раздосадованный. Он шел стремительно, эхо от шагов раскатывалось по сводчатым коридорам дворца. Оказавшись на улице, Семен остановился и облегченно вздохнул.

Последние дни прошли в вынужденном пьянстве, и от этого никуда нельзя было деться. Семен пил, глядя на опостылевшие ему лица; отсыпался, потом снова пил. Военег то и дело вызывал его, и, как казалось Семену, только для того, чтобы он покрасовался своей более-менее приличной внешностью и удовлетворил неугасающий интерес местных и неместных вельмож к легендарному воиградскому тадхунду.

Семену надоело всё это. Ему хотелось вырваться из этого круга. Вырваться навстречу мечте, свободе. Может быть это родной город, изменившийся до неузнаваемости, так повлиял на него? Когда они проезжали по улицам Воиграда, Семен с тоской и удивлением всматривался в узкие, темные переулки, переполненные грязью и нищетой. В дни его юности город буквально распирало от огромного количества народа, проживавшего здесь. Дворы купцов, палаты бояр, университеты, библиотеки, рынки, нарядные площади со множеством увеселительных заведений, – всё это мало чем уступало в великолепии только-только воздвигавшемуся тогда Кремлю.

А сейчас эти дворы, палаты пустовали. Черные, покосившиеся дома зияли бездонными провалами окон. По безлюдным улочкам гулял ветер, несший с собой мусор. И повсюду – бедные, обреченные люди, глядевшие на них с нескрываемой надеждой.

Семен возненавидел этот Воиград. Он проклял Блажена, ввергнувшего цветущий край в бездну. Он еле сдерживался, видя как дубичские братья с приспешниками, словно ненасытные псы, готовы вонзить зубы в этот гниющий кусок.

Он хотел сбежать.

А сейчас, в этот самый момент Семен жаждал уединения, чтобы погрузиться в свои невеселые мысли. Однако ноги его привычно принесли к казармам, где расположилось большинство багунов. Заметив шумную компанию во дворе, он остановился, но было поздно.

– Эй, батько! – заорал Тур. – Подь сюда! Выпьем! Смотри, чаво мы надыбали! Бражку, едрить твою мать! У попов! Взяли в оборот одного ихнего недоумка – кажись его зовут Клеарх. И тряханули гада – сразу всё отдал, чертов сын!

– Уж больно гадка, – проворчал Ляшко. – Не пей, Семен. Лично мне не лезет. Тьфу!

– Не хочу я пить, – буркнул Семен, жалея, что пришел сюда. "Можно было исчезнуть куда-нибудь, – подумал он. – Так нет, опять приперся. Эх, ноги мои, ноги…"

Искомая бутыль, оплетенная ивовыми прутьями, стояла прямо на земле. Десять или двенадцать человек расположились вокруг нее тесным кругом – на пеньке, на ведре, а кто и на траве, поджав под себя ноги и крутя длинный ус.

– Чё смурён-то? Не налил Военег, али как? – поинтересовался Тур. – Так мы щас енто дело поправим.

– Нет, не надо. Пойду лучше прогуляюсь.

– Прогуляюсь? – переспросил Леваш, открыв рот.

– А! Так ты девку какую хошь… тово? – воскликнул Тур, и показал красноречивый жест.

– Может быть.

– Выпей для храбрости.

– Чего-чего?

– Правильно, – рассудительно произнес Мал. – Багунам, ядрёна вошь, перед боем незачем храбриться. А что есть грех, как не самый бой?

– А раз бой, – торжественно изрек Тур, подняв треснутую деревянную кружку, медленно истекающую церковным самогоном. – Так вонзи в нее свой меч! По самые, едрить ее, помидоры. И поворочь там как следует!

– Непременно, – бросил Семен, удаляясь и радуясь, что так быстро отвязался.

"И куда идти? – думал он, не спеша прогуливаясь. – Что делать? Надо бы найти укромное местечко, и обдумать, как мне смыться, и куда смыться".

Позади казарм находился длинный приземистый кирпичный сарай, крытый обомшелой черепицей и окруженный одичавшей тополиной рощицей. Около одной из отдушин кружила сипуха, держа в клюве крысу. Семен остановился и стал наблюдать за птицей. В отдушине находилось ее гнездо, и невидимые птенцы издавали громкий писк, видимо почуяв мать. Семен уселся под одинокой березой, прислонился к стволу и, сунув соломинку в рот, с наслаждением следил за полетом сипухи.

Она сунулась в дыру, и спустя минуту вылетела. Покружила около гнезда, убедилась, что поблизости нет хищников, резко вспорхнула ввысь и исчезла в голубой дали.

"А я – разве не хищник? – мысленно спросил ее Семен. – Откуда ты знаешь, что я не залезу тебе в дом и не поем твоих детишек?"

Семен повесил голову. Тишина. Храп коней в стойлах, мат багунов, шорох деревьев.

Стоп. Шелест. Кто-то находился в рощице за сараем. Шуршала первая палая листва, хрустели ветки, скрипели сапоги.

До Семена донеслись голоса. Кто бы это мог быть? И здесь? Семен подкрался к сараю. Голоса послышались отчетливей, но слов он не разбирал. "Зачем мне это нужно? – заворчал Семен, подкрадываясь ближе, вдоль стены сарая, к высоким зарослям крапивы. – Воровская привычка, будь я неладен. Ведь не успокоюсь. Ну и ладно, не я один тут такой. Потешу себя, ежели конечно, там не какие-нибудь голубки. Да нет, в таком-то месте? Кому охота голой жопой в крапиву соваться?"

– Итак, договорились, – прозвучал до боли знакомый голос и Семен замер. Военег. – Вечером, ближе к ночи.

Что ответил его собеседник, Семен не понял, но голос был ему не знаком. Чужак.

– Я прошу, – продолжил Военег. – Без выкрутасов. Как обычно. Ты знаешь.

Снова баритональный, чуть хрипловатый голос, выдавший короткую фразу, из которой Семен разобрал только: "…Сразу…"

– Очень хорошо, – сказал Военег. – А вы позаботитесь…

Кто-то из них еле слышно прочистил горло, заглушив последние слова князя.

– Да-да… непременно…

"И Лавр тут…"

– Так, расходимся, – скомандовал Военег и все трое, хотя, судя по шагам, четверо, поспешили покинуть место тайного совещания.

Семен сидел там еще долго, обдумывая услышанное. И чем дольше он думал, тем больше укоренялся в решении сбежать. "Не будь я вор, – думал он, – если не исчезну. Как говорится, бывших воров не бывает – мастерство, оно не куда не денется. Вот и хорошо. Будьте здесь без меня, братки. Начну новую жизнь. Тихую. Мирную. В деревянном, черт побери, доме. Сам построю. И-эх!"