Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон

– Понимаю, – ответил Ашант. – Ты хан.

– Хан, – криво ухмыльнулся Барх. – И все должны не просто понять это, а впитать, как впитывают молоко матери!

Выдержав паузу, Барх сказал:

– Но не об этом я хотел поговорить с тобой, Ашант-гай.

– Я слушаю, повелитель.

– Слухи… они ползут, словно лихорадка, заражая глупцов, а глупцы искажают их, в угоду своим безумным прихотям.

Ашант промолчал, размышляя о неожиданно велеречивой манере Барха излагать свои мысли. Да, истинно – власть меняет людей.

– Я всегда уважал тебя, друг, – продолжил Барх, особо выделив слово "друг". – Ты всегда был мне старшим братом. И я хочу идти с тобой бок обок и впредь. Ты мне нужен, мне нужно твоё мудрое слово и быстрая рука. Что скажешь?

– Что сказать?.. Я – адраг.

– Хорошо сказано. – Барх словно вздохнул с облегчением. – Хорошо… Так ты со мной? Или ты поддался той пустой болтовне, тогда, ночью?

– Обижаешь, повелитель, – как можно убедительнее ответил Ашант. – Неужели по мне можно сказать, что я придаю значение такого рода вещам?

– Ты странный. Ты всегда был странным.

– А ты?

Барх еле заметно улыбнулся.

– В этом мы похожи. Две белые вороны – хан и первый воин. Куда мы заведем свой народ, мы, белые вороны?

– Туда, куда укажешь ты, повелитель. Как ни велик воин, он всего лишь твой слуга.

Барх скривился.

– Да, это так. Но в том вся соль, что подобные слова давно стали… традицией. Пылью в глаза.

– Будь мудр, узрей суть.

– Постараюсь. – Барх расслаблено откинулся на спинку кресла. – Я доволен. Я… ждал этого разговора. Рад, что ты искренен в своем стремлении служить мне. Очень рад.

– И что ты намерен делать дальше?

– Смирить Талгата.

– А меч? – От этого вопроса Барх вздрогнул.

– Это… – протянул он, – дар бога.

– Какого?

Барх нервно улыбнулся.

– Не знаю, – сказал он, порывисто поднявшись и тут же сев. – Нет. Я знаю. Но не скажу.

Ашант понял, что разговор окончен.

– Я пойду, – сказал он и впервые пристально посмотрел на него – нового повелителя адрагов, Великого хана Барха. Сейчас он походил на одинокого, несчастного человека, волею судьбы заброшенного на пьедестал, содрогающийся от потрясений, вызываемых обезумевшей толпой. Толпа – серая, безликая, многоголосая – выла, воздев руки к небу. Выла, а не молилась, и руки жаждали разорвать небеса. Барх сжался, словно испугавшись чего-то, словно подтверждая эти невеселые мысли.

Он не принадлежал себе, и это окончательно убедило Ашанта в неизбежности пророчества. Да и можно ли сомневаться в словах духов? Его судьба предрешена и поэтому он спокоен. "Эх, лучше бы ханом стал Мерген, – подумал Ашант, выйдя из шатра. – Ведь он был, пусть не очень хорошим, но человеком".

Спустя неделю Барх собрал на совет всех верных ему людей – Ашанта, Тумура с отцом, Аюна, Берюка, Кайгадыря, наследника погибшего Урдуса, и Шайтана с Яруном. Последний был наемником, болотником по национальности, – огромным, могучим (под стать Шайтану) воином, с поблекшими и расплывшимися татуировками на свирепом лице; черная, как смоль, борода доходила до пояса; в левом ухе висела здоровенная серьга из червонного золота.

– Завтра мы выходим, – сказал Барх. – Новый пастух, видать, не пригож – овцы-то разбежались. Придется спустить собак. Так что, повторяю, завтра выступаем. Твои люди, Аюн, присоединятся к нам по пути.

– Они уже едут, повелитель, – поклонился Аюн.

– Очень хорошо, – кивнул Барх. – Первым делом заглянем в улус Пурхана. Посмотрим, что собой представляет этот Мамат, его сын. А потом – к Талгату.

– К мятежнику примкнуло много ванов, – сказал Тумур. – Сыновья Байрака, Эллака, Багши, Шонкара…

– Что-то слишком много вождей, – ворчливо произнес Миху. – Хватит ли у нас сил? Вот Аюн, я знаю, много воинов не даст. А между тем, по моим прикидкам, Талгат вполне способен выставить тумен, а то и больше.

– Я дам не больше пяти сотен, – как-то грустно проговорил Аюн. – Надеюсь, ты понимаешь, повелитель?

– Понимаю, – мрачно проговорил Барх. – И поэтому на тебя не рассчитываю. Держи западные рубежи, дженчи не должны помешать нам. Но не всё так плохо. С камыками, думаю, можно договориться – род Байрака весьма непопулярен. Шагун выжидает, он всегда был осторожен, – используем его самого и его связи с хапишами. Когда мы выдвинемся, Талгат непременно встревожится и станет готовиться к битве. Надеюсь, он запаникует – смешаю его планы, ибо, по его мнению, я трус и первым рассчитывал ударить именно он. А мои люди, между тем, уже подъезжают и к Шагуну и к камыкам.

– Кто эти люди, можно ли узнать, повелитель? – спросил Тумур.

Барх ухмыльнулся.

– Алпак, Кадыр.

– Люди Мергена?! – изумился Тумур. – Можно ли им доверять?

Барх задумчиво посмотрел на Шайтана, Яруна, перевел взгляд на Берюка и сказал:

– Можно.

Берюк усмехнулся.

– Алчность и страх смерти, – глубокомысленно проговорил старый нукер, – способны изменить человека до неузнаваемости.

– Будем надеяться, что это так, – сказал Барх. – Теперь давайте посчитаем, сколько у нас людей. Ты, Тумур, твои два мингана в строю?

– В полном составе, – подтвердил Тумур. – Есть еще юноши, рвущиеся в бой – три-четыре сотни можно собрать.

– Сколько у тебя, Иса?

– Полторы тысячи, – хладнокровно ответил Шайтан, который после гибели Мергена стал правителем его улуса.

– У меня, великий княже, – поспешил добавить на удивление высоким голосом Ярун, – восемьсот. Ребятки все прожженные, закаленные в боях богатыри. Где мы только ни были: и дженчевы села жгли, и предместья самого Вередора, а уж этих болванов тархавов побили немеренно.

– Я очень на тебя рассчитываю, Ярун-гай, – учтиво сказал Барх и продолжил: – У тебя, Кайгадырь, тоже два мингана, – сын Урдуса важно кивнул, – итого – семь с половиной тысяч. Мало. Ну, ничего. Клянусь, Мамат соберет мне четыре тысячи. Я его заставлю. Любой ценой.

Восемь тысяч – не так много, по мнению сокрушавшегося Миху, – собралось на берегу Крина. Восемь тысяч конников, обозы с продовольствием, – огромная толпа людей, лошадей, повозок. Кипящая эмоциями толпа, брошенная в гигантский котел, и поднятая ею пыль, плавно взлетающая в небо, показалась Ашанту горячим паром, и шум был словно мольбой о помощи.

Давно адраги не воевали – целый год, и Ашант успел позабыть, как это бывает. Он ехал на Эдааре мимо угрюмой, радостной, спокойной тысячеликой массы воинов; от бесчисленных оттенков серо-буро-зеленых одежд и серебрившихся на солнце мечей, кольчуг, доспехов, шлемов уставали глаза; многочисленные приветственные крики, летевшие ему вслед, слились в один общий гул. Ашант без конца кивал, пожимал чьи-то руки, и думал, что отвык, отвык от когда-то воодушевлявшего его хаоса первого сбора.