Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон

Дубичские братья, в сопровождении своих дружин, одна блистательней другой, с торжествующим видом ехали вдоль убогих улочек черного Воиграда, и огромная масса бедных людей кланялась им в ноги. Нависшее над устьем, словно напоротое на гниющую в воде флотилию закатное, солнце мешало встречающей делегации пристальней рассмотреть почетных гостей.

– Почему они падают ниц перед ними? – спросил Мечеслав, горделиво восседая на коне. С ним были Авксент, Горыня, Искра и Олег – все тоже на конях. Позади, всё тем же полукругом, выстроились бояре, и Искре казалось, будто они куклы, вытащенные из пыльного чулана – необходимый элемент устрашения всех приезжающих в гости. Прошло чуть больше недели после помолвки царя с венежанской княжной – Мечеслав был пылко влюблен в нее, чего она о себе сказать не могла. Она так и не определилась, что чувствует к этому человеку, сжимавшему сейчас ее ладонь – любовь? Вряд ли. Простая симпатия? Или способ уйти от одиночества?

– Ты у меня спрашиваешь? – спросила Искра. Она чувствовала себя в роли воиградской царицы крайне неуютно. К тому же ей было немного… стыдно перед ее братом. Он не одобрял ее внезапного союза с Мечеславом и не скрывал этого.

– Если ты знаешь ответ, то скажи, – ответил царь и повернулся к советнику. – Вообще-то я хотел узнать твое мнение, Авксент.

– Ваше величество, – пропыхтел он, держась за поводья так, будто они могли уберечь его от падения с коня. – Простите, ваше величество, но… простой народ не думает, не размышляет о насущных проблемах, так как мы. Простой народ покоряется зрелищу.

– То есть, – чуть нахмурившись, проговорил Мечеслав, – ты хочешь сказать, что мои подданные готовы признать царем любого, сверкающего златом и серебром?

– Ну… простите, ваше величество. То есть, наш народ так обнищал, что… и о Дубиче идет такая слава – мол, они богаты и что Военег… он так грозен…

– Успокойся, я понял.

Последние дни стали самыми напряженными во взаимоотношениях Мечеслава со старшим сыном. Андрей всё чаще пропадал в библиотеке с Доброгостом, а когда показывался на людях, упрекал отца во всём, и особенно в решении пригласить на свадьбу братьев. "Ничего хорошего из этой затеи не выйдет, – говорил он в крайнем раздражении. – Не знаю, каковы планы у Военега, но Борис точно предложит тебе присягнуть ему. Нет, я неправильно выразился. Он потребует твое княжество себе".

Мечеслав отмалчивался и часто уединялся. В будущем царству Всеслава Великого угрожала перспектива стать одной из провинций Дубича – вечного соперника. И сейчас, глядя на щенячий восторг бедноты, он понимал, что угроза эта как никогда реальна.

Искра как могла, поддерживала его. Но она не понимала, что плохого в дубичах? Как могут люди, одной с нами крови, быть непримиримыми врагами? И что плохого в объединении двух народов? "Степняки видят в вас рабов, – отвечал на это Мечеслав. – К сожалению, дубичские братья видят в нас тоже самое. И хотя мы говорим на одном и том же языке, и у нас схожие обычаи, вся история наша – это постоянная вражда, обиды, оскорбления, войны и так далее. У Бориса есть повод обижаться на Воиград. Причина этому – деяния моего достославного батюшки Блажена".

И тогда Искра сделала ему предложение, удивившее ее саму, – объединиться с Волчьим Станом. В конце концов, можно просто сыграть на этом – вряд ли братья в курсе событий, происходивших с нею в Шагре. О реальной силе ее родного княжества они тоже ничего не знали, как и о степняках. Хороший ход – оставалось только уговорить Горыню, а ее батюшка… но он наверняка уже умер.

К счастью, Горыня был не против. Но Андрей все равно остался недоволен. "Что-то поздно ты спохватился, отец, – сказал он. – Где ж ты был раньше? Одиннадцать лет сидел на престоле, и только сейчас вспомнил, что оказывается ты – царь. Что, перед молодой невестой красуешься?" После этого, даже не удосужившись выслушать ответ, Андрей удалился в библиотеку и больше из нее не высовывался – Доброгост ему прислуживал и обеспечивал всем необходимым.

Как поется в былинах: "А в ту пору у князя Воиградского столы были раздёрнуты, пировали князья, бояре и могучие богатыри".

Давно такого не было в древнем граде Всеславовом, и, надо отдать должное Мечеславу и его невесте, постарались они на славу. Столы, застеленные хрустящими белоснежными скатертями – подарком иссенских бояр – поставили в большом столовом зале в виде огромной подковы и покрыли разнообразными яствами. Здесь были и перепела, и жаренные бараньи рёбра; гуси в яблоках; вина, мед и квас; пышные караваи, печеный лук и различные сладости; и, конечно же, целиком зажаренные, с раскинутыми крыльями и грациозно выгнутыми шеями, лебеди. Две дюжины слуг – чашники и подчашие – активно прислуживали царю, придворным и многочисленным гостям – всего, по подсчетам озабоченного Авксента, прикидывавшего в уме убытки и растущие долги, около ста человек.

Царь Мечеслав с Искрой сидели во главе стола. По правую руку находились: Андрей, Велимир, Горыня, Авксент, Клеомен и еще трое бояр. По левую – Борис с приемным сыном Ярополком – вихрастым юношей, смотревшим дерзко и внимательно; Военег с Добронегой, Асмунд, боярин Лавр – весьма важный человек, может даже, самый важный из всех присутствующих – одних перстней на руках не счесть; старый и, судя по виду, очень мудрый волхв Ольгерд – как и положено, с седой, покладистой бородой; и, наконец, знаменитый богатырь Кир – могучий человечище с добрым и умным лицом. Далее, друг напротив друга располагались все остальные: венежские десятники, воиградские воеводы и знатные горожане с одной стороны; мастеры-мечники Путята и Волк, куны Беловодья и их гриди – с другой.

Разговор, поначалу представлявший из себя простой обмен любезностями, витиеватыми тостами за дружбу и во славу Воиграда, Дубича и Волчьего Стана и прочими ничего не значащими фразами, потихоньку перешел в другое русло. Мечеслав нашел интересных собеседников в лице Ольгерда и Лавра – они беседовали о древних верованиях вересов и посему к ним вынуждено присоединился Клеомен, претерпевший в тот вечер множество нападок в свой адрес. Багуны быстро подружились с венежанами и воиградскими воеводами – много пили и шумели. Злоба, под одобрительный хохот присутствующих, даже немного поборолся с Туром и положил его на лопатки. Тур, сам отличавшийся недюжинной силой, признал превосходство венежского десятника и предложил ему потягаться силами с Киром, но богатырь вежливо отказался – он весь вечер сидел скромно, не говоря ни слова и совсем не употребляя спиртного. Асмунд что-то шептал Военегу, но тот его не слушал и сидел со скучающим видом, но, как показалось Искре, безмерно удивившейся, узнав, что этот напыщенный красавец и есть тот кровожадный убийца, именем которого мамаши пугали детей во всей долине Трех Рек, за внешним безразличием таился острый ум и холодное сердце.