Юлия Андреева - Дорога к саду камней

Разумеется, от Осибы не укрылась тайная угроза, сквозившая из письма, как дыра, оставленная влетевшей стрелой. Дзатаки хочет получить мужского наследника, раньше говорил, что единственное его желание - иметь ребенка от нее, от любимой женщины, теперь, когда он стареет... а она, законная жена, проводит время в их поместьях, Дзатаки не теряет времени, вокруг него полно ловких, наглых, готовых пойти на любую подлость, лишь бы сделаться матерью наследника Дзатаки-но Токугава, брата и правой руки самого сегуна, баб. 'Не глупи, Осиба!' - кричал за правым плечом ее личный ангел-хранитель. Орал так, что уши закладывало. Но не доорался же.

Привычным движением Осиба отстранилась от ангела, желавшего ей только добра, но тот еще успел предостеречь ее, мол, была уже красавица Осиба наложницей самого Тайку и матерью его наследника. Жаль, просчиталась, отец умер рано, ребенок родился поздно, так поздно, что не успел войти в возраст, чтобы принять под свое крыло все, что собрал для него, воюя за каждый жирный или худой кусок, незабвенный Хидэёси - Тайку.

Потом судьба снова улыбнулась ей, или ангел-хранитель, всесильный кудесник, подсобил, наслал на брата Токугава-но Иэясу любовный дурман. Как наслал? Зачем? Осиба ни сном ни духом не знала, не ведала. Да только вновь повезло ей выйти замуж за второе теперь уже лицо в государстве. Родить ему дочь, прекраснее которой свет не видел, и теперь...

По уму, теперь же следовало надавать по щекам служанкам, чтобы ленивицы быстрей собирали ее пожитки, накричать на вечно полусонных носильщиков, забраться в паланкин и лететь к своему законному супругу, пока одна из его сук не ощенилась долгожданным приплодом. Пока не отняли у нее право называть себя единственной женой и любимой женщиной Дзатаки.

Все так и следовало делать, а не ставить на кон свою уже раз разбитую и собранную по частям жизнь. Но отказаться от Юкки! При одном воспоминании о проклятом письме Осибу пробивал озноб, а руки непроизвольно сжимались в кулаки. Оставить дочь, как не?удачную попытку счастья, чтобы вновь оказаться в его постели! Чтобы рожать ему других - здоровых детей! Чтобы улыбаться и больше уже никогда не вспоминать о несчастном ребенке?! О заколдованной девочке?! О маленькой Юкки, дороже которой у прекрасной Осибы не было никого на целом свете.

Осиба так побледнела, что настоятель был вынужден чуть тронуть ее за плечо.

- Что-нибудь не так, Осиба-сан? - участливо поинтересовался он, снизу вверх заглядывая ей в глаза.

- Простите меня, это солнце... - Осиба попыталась было раскрыть веер, но он неловко соскользнул со шнурка и полетел на землю. Настоятель оказался проворнее, подхватив драгоценный веер, он вернул его прелестной хозяйке, незаметно дотронулся до ее пальцев. Рука прекрасной Осибы была холодна, точно лед.

Через пару дней они собрались в дорогу, так как госпожа Осиба уверяла, что совершенно здорова, и господин Дзагару посчитал за честь сопровождать ее в путешествие по своим самым любимым садикам. Почему не тронулись в путь сразу же? Глупый вопрос - ну надо же было дать шанс гонцам доставить как можно быстрее письмо с нижайшей просьбой о встрече нужным людям.

В паланкине супруги даймё Токугава-но Дзатаки хранились две шкатулки с дарами, которые Осиба собиралась передать храмам, в которые они явятся на поклонение богам. Кроме того, самураи тащили несколько рулонов замечательной шелковой ткани, которая должна была порадовать строгих настоятелей, чьего расположения желала добиться прекрасная паломница.

К радости Осибы, старый монах не вел себя с маленькой Юкки, как с больным ребенком, как раз наоборот, вместо того чтобы спокойно ехать в своем паланкине, Дзагару-сан шел рядом с паланкином, в котором сидели Осиба и Юкки, и, не сводя глаз с хорошенькой девочки, рассказывал о садах камней.

Юкки глядела сквозь монаха погасшими глазами, но, казалось, каким-то образом слышала его. Несколько раз Осибе почудилось, что девочка даже кивнула монаху, так, как будто пыталась участвовать в разговоре.

- Поначалу 'сады камней' разбивались вокруг естественных озер, иногда они включали в себя похожие на зеркала рисовые поля, - учил он Юкки. - Маленькая госпожа знает, что зимой божества обитают в горах, а летом поддерживают своей силой рис? - Он весело рассмеялся и состроил Юкки рожу. Но девочка осталась безучастна.

- Существует несколько школ построения садов камней, - продолжал как ни в чем не бывало настоятель. - Одна из старинных рукописей, дошедших до нас, утверждает, что сад не сад без горбатого китайского мостика, лучше нескольких, и скальной насыпи, символизирующей гору Сумэру! - Настоятель вдруг защелкал соловьем, бросая уморительные взгляды на безучастную малышку. И, встретившись глазами с Осибой, продолжил, весело семеня рядом с паланкином: - Когда в Японии появился буддизм, эталоном красоты начали признавать неяркую, как бы подернутую дымкой красоту, нежную, точно сон, и естественную, как небо, солнце, крылья бабочки. - Он отвлекся на секунду, пытаясь поймать ?соломенной шляпой кумагаи голубую в крапинку бабочку омурасаки, как раз в этот момент вздумавшую кружить вокруг старого монаха и даже усевшуюся на его посох. - Причем высшие идеалы красоты и гармонии мастера искали именно в природе и ее единении с человеком, - закончил он фразу, в каком-то изумительном прыжке достигнув наконец цели и сцапав беззащитное насекомое. - Маленькой госпоже, - пояснил он, раскрывая ладонь перед безучастной Юкки и выпуская на волю лазурную бабочку, одну из тех, которые, согласно легенде, способны сотворить целый мир. - Ведь это только так считается, что мир сотворил бородатый или, наоборот, бритый мужчина, очень ему это нужно. Мир иллюзий сотворила движением своих крыльев, постоянным неуловимым перелистыванием своих волшебных крыльев, словно страниц летящей, невесомой книги, крошечная бабочка омурасаки.

Когда по глазам вдруг хлестнула легкокрылая лазурь, вылетевшая из рук маленького монаха, у Осибы екнуло сердце, а один из носильщиков подвернул ногу, отчего паланкин резко дернулся, теряя и тут же восстанавливая равновесие.

- Здесь дорога достаточно широкая, и вы могли бы сесть в свой паланкин, - вежливо предложила Осиба, когда их наконец перестало болтать и носильщики остановились, опустив его на землю и спешно подзывая смену. - Здесь мы могли бы проехать рядом, не прерывая столь замечательной беседы.

- Ваша правда, ваша правда, ах ноги, ноги... - засуетился Дзагару-сан, после чего он велел носильщикам подать его паланкин. Отодвинув задние шторки, Осиба увидела, как к ним приближаются четверо новых носильщиков. Тело уже достаточно занемело от долгого сидения, поэтому Осиба решила немного размяться.