Колин Мэлой - Дикий лес

— Тихо! — вдруг заорал надзиратель, перестав бубнить.

Из дальней клетки послышался явно человеческий голос.

— Вы, шакалы, заплатите за это! Я вам клянусь! — Говорившего не было видно за путаницей разветвленных корней.

— Ну вот! — воскликнул заключенный-койот. — Слыхали? Я солдат, а меня бросили сюда со всякими разбойниками! Я думал, это исключительно военная тюрьма!

— ТИХО! — снова заорал надзиратель, теперь уже громче. — А то в кандалах будете сидеть!

Воодушевленный разбойник начал скандировать:

— Свободу Дикому лесу! СВОБОДУ ДИКОМУ ЛЕСУ!

Несколько пленников, видимо, тоже разбойники, встали в клетках и подхватили клич, визжа и сотрясая решетки.

Надзиратель со вздохом подошел к Кертису.

— Веселая компания, — сказал он, перекрикивая назойливый шум. — Уверен, тебе понравится здешнее общество.

Кертиса по-прежнему держали, а надзиратель подошел к стене и схватился за самую длинную и шаткую лестницу, какую Кертис только видел в своей жизни. Аккуратно повернув ее в вертикальное положение, надзиратель потащил лестницу к центру помещения, на ходу выпутывая ее верхушку из древесных корней. Дойдя до пустой клетки, он зацепил верхние планки за прутья и поставил лестницу на большой камень, лежащий на дне пещеры.

— Полезли, — сказал надзиратель. Он поднялся первым; добравшись до клетки, отпер замок и спустился. По кивку надзирателя Кертиса освободили от наручников и грубо пихнули к лестнице. Лестница качалась и гнулась под его весом, пока он лез. Когда мальчик наконец добрался до клетки, то чуть не потерял сознание от высоты: он оказался не меньше чем в шестидесяти футах над полом пещеры, усыпанным булыжниками, камнями и зубастыми сталагмитами; упасть оттуда было бы неприятно.

Когда он втиснулся в клетку, надзиратель снова поднялся до самого верха и запер дверь на большой железный висячий замок. Перед тем как спуститься на землю, сторож поглядел Кертису прямо в глаза и проговорил:

— Даже не думай о побеге.

— И не собирался, — сказал Кертис.

Казалось, надзирателя этот ответ немного сбил с толку.

— А, — сказал он. — Ну, хорошо.

И с этими словами исчез внизу.

Когда верхние ступеньки сняли с прутьев и деревянная клетка свободно закачалась, а канат наверху заскрипел и застонал под весом нового постояльца, Кертис отчаянно вздохнул.

Газовые лампы, расположенные на каждом углу, бросали бледные конусы света на мощеные перекрестки; в промежутках царила тень. Именно в этой тени находила убежище Прю, пока они с воробьем пробирались по окрестностям. Она пряталась за какой-нибудь бочкой дождевой воды или почтовым ящиком, а в это время воробей (которого звали, как выяснила Прю, Энвер) незаметно летел вперед, разведывая местность с карнизов и флюгеров роскошных домов, которыми был усеян район. Когда воробей издавал трель, сообщая, что все чисто, Прю покидала убежище и перебегала к другому доступному прикрытию. Двигались они медленно, но все же неуклонно перемещались вверх по улице. Тормозили только тогда, когда на улице с воем появлялся неминуемый фургон КЛИНКА, мигалкой окрашивая дома в ярко-красный цвет. Прю и Энвер замирали на месте до тех пор, пока воробей не убеждался, что их движение не будет замечено.

— Я думаю, здесь налево, — громко прошептала Прю из-за мусорного ящика. Энвер сидел на газовом фонаре, освещавшем перекресток. Булыжники здесь постепенно сменялись грязью и сосновыми иголками — престижная Рю Термонд превратилась в улицу, окруженную небольшими лесными хижинами, и над их мшистыми крышами уже нависали раскидистые лапы елей.

— Ты уверена? — спросил Энвер, с сомнением оглядывая горизонт.

— Нет, — прошептала Прю. — Скорее наугад сказала.

— А куда нам было надо, ты говорила? — спросил воробей.

— На юго-запад от усадьбы, — ответила Прю. — Мне так сказали.

Воробей щелкнул клювом.

— Секундочку, — сказал он, быстро оглядывая все четыре дороги, идущие от перекрестка. Убедившись, что путь свободен, он расправил серые крылышки и устремился вперед сквозь переплетенные ветви деревьев, пока не скрылся из виду.

Прю спокойно ждала в облаке кислого запаха мусорки. Вдали взвыла сирена, и Прю замерла: из-за угла вышла группа офицеров КЛИНКА и двинулась по Рю Термонд. Девочка тайком выглянула из-за бака и заметила, что все они несли птичьи клетки. Между металлическими прутьями Прю разглядела птичьи перья, пушистые и серые.

Шли минуты. Наконец сверху послышался трепет крыльев. Она подняла голову и увидела, как запыхавшийся Энвер сел на крышку бака.

— Извини, — сказал Энвер. — Пришлось ждать, пока они пройдут.

Он встряхнул крылом и наклонился к Прю.

— Я видел крышу усадьбы. Еще довольно далеко, но мы движемся в верном направлении. Судя по звездам, — тут Энвер указал клювом наверх: была на редкость ясная ночь, и все небо мерцало точками созвездий, — мы направляемся прямо на юго-запад.

— Здорово, — прошептала Прю. — Давай двигаться дальше.

— Ты бывала там когда-нибудь? — спросил воробей. — Знаешь, как это место выглядит?

— Нет, но, думаю, мы поймем, когда доберемся, — сказала Прю и добавила: — Мне кажется, если ты когда-нибудь видел хоть одно почтовое отделение, считай, ты видел их все.

На это Энвер кивнул и полетел искать очередной наблюдательный пункт, с которого можно было бы безопасно направить Прю к укрытию.

— Я требую адвоката! — срывающимся голосом завопил койот. — Это ПРОИЗВОЛ! — Он затряс лапами прутья клетки. Кертис с любопытством наблюдал сверху — клетка койота висела в путанице корней гораздо ниже, чем его собственная.

— Ой, да брось ты! — крикнул один из разбойников. Его клетка была выше и левее клетки Кертиса; он сидел у решетки, ковыряясь в ногтях. — Они тебя не слушают. Здесь хабеас корпус не работает.

— Хабеас корпус? — огрызнулся койот. — Откуда ты набрался таких изящных словес, недоумок? — Он повернулся к разбойнику, и тут Кертис смог разглядеть его лицо; это был один из койотов, которых он видел вместе с Прю — тот, что дрался рядом с их укрытием. Кажется, его звали Дмитрий.

— О, вы, шакалы, не поверите, сколько всего мы знаем, — ответил разбойник, стуча пальцем по виску. — Может, на вид кто-то из нас туповат, но не обольщайся. Соображаем мы будь здоров. Поэтому нас никогда не подчинят. Неважно, сколько ты там выиграл сражений, неважно, сколько наших полегло, всегда останутся разбойники, которые продолжат бороться.