Робин Хобб - Драконья гавань

Она не ждала прямого ответа на свой вопрос. Как и Лефтрин. Прямые ответы не в природе драконов, а они, как вдруг осознал капитан, имели дело именно с драконом. Сам он такой же хранитель, как и вся эта молодежь. Только его дракон внешне выглядит как баркас. Лефтрин уже тянулся к планширу, когда «Смоляной» ответил. Корабль содрогнулся всем корпусом. Чертыхнувшись от неожиданности, капитан изо всех сил вцепился в борт. Он висел, слушая смятенные крики команды и хранителей на палубе, а баркас дернулся еще раз. И еще. «Смоляной» приподнимался и опускался, снова и снова. Лефтрин ясно представлял, как его мощные лапы и перепончатые ступни распрямляются и переступают — примерно так ерзают в грязи жабы, устраиваясь поуютнее. Но с каждым подъемом и толчком «Смоляной» еще и разворачивался.

— Что происходит?

Грефт подковылял к ним по палубе и тоже вцепился в планшир. За тонкими серебристыми губами хранителя виднелись стиснутые зубы, как будто его терзала боль.

— Не знаю. Погоди, — отрывисто бросил Лефтрин.

С его кораблем что-то происходило, и он хотел полностью сосредоточиться на «Смоляном», не отвлекаясь на этого нагловатого юнца.

Вероятно, Грефт уловил намек, или же его заткнул взгляд, которым наградила его Скелли. Он угрюмо вцепился в борт, а «Смоляной» продолжил переступать по дну. Когда баркас наконец успокоился, Лефтрин выждал еще пару минут, прежде чем заговорить. Корабль развернулся так, что корма полностью освободилась от ила. Теперь будет довольно самого легкого толчка багров, чтобы снять его нос с мели.

Но, самое главное, теперь нос «Смоляного» был направлен не в главное русло, а в приток с чистой водой. Капитан Лефтрин некоторое время обдумывал увиденное. Он пришел к выводу — и почувствовал одобрение своего судна.

— Все в порядке! — взревел он, перекрыв встревоженный гомон команды и хранителей, а затем, в потрясенной тишине, последовавшей за его криком, отчетливо произнес: — Мы собирались выбрать неверный путь. Вот и все. Кельсингра находится в верховьях этой реки, а не той.

— Но откуда ты можешь это знать? — возразил Грефт.

Лефтрин холодно улыбнулся ему.

— Мой живой корабль только что мне сказал.

Грефт махнул рукой на драконов, столпившихся на берегу.

— А они согласятся? — ехидно поинтересовался он.

И внезапно общий рев драконов прорезал относительную тишину.

— Ты это видела?

Тимара видела. Она как раз возвращалась на судно, наскоро искупав Синтару в холодной воде. Девушка насквозь промокла и продрогла. Насколько она понимала, драконице вовсе не хотелось и не понравилось мыться. Она подозревала, что Синтаре нужен был предлог, чтобы уйти от взбудораженных самцов и их свары. Во время купания она почти не разговаривала с Тимарой, а та не задавала вопросов. Сильве, решила она, все ей объяснит. Девушку беспокоило подозрение, что за этим стремительным ростом чешуи кроется нечто большее. Харрикин как-то неосторожно высказался насчет собственной чешуи и своего дракона, но ушел от разговора, когда она попыталась выспросить, в чем между ними связь. И Синтара тоже не пожелала ей объяснить.

И вот, промокшая, закоченевшая, все еще испуганная, с раной на спине, ноющей сильнее обычного, Тимара тащилась обратно к баркасу. Она надеялась подняться на борт и обогреться у печки на камбузе до начала дневного перехода. Сегодня была ее очередь грести в одной из оставшихся лодок, и ей хотелось сначала согреться.

Но вместо этого Тимара увидела, как баркас вдруг вздыбился, словно его подхватило волной. С борта послышались крики. Все драконы обернулись на шум. Меркор затрубил от изумления. Ранкулос взревел в ответ, озираясь кругом в поисках возможной угрозы. Судно внезапно снова опустилось, плеснув брызгами из-под днища.

Тимара остановилась рядом с Седриком. Она и не знала, что он тоже на берегу.

— Ты это видела? — повернувшись к девушке, спросил он.

Мокрые рукава его были закатаны до локтя, а в руке он держал корабельное ведро и щетку. Тимара заподозрила, что он одолжил их без спросу, чтобы почистить Медную. Она понадеялась, что капитан Лефтрин не слишком на него рассердится.

— Видела, — ответила она.

И тут корабль поднялся снова, дернулся, покачнулся и сел обратно на дно.

— Кто-то из драконов зашел с той стороны баркаса? Это они его толкают?

— Нет, — ответил Меркор, подходя, чтобы встать рядом с Тимарой. — «Смоляной» — живой корабль, и притом самый необычный из них. Он движется сам.

— Но как? — удивилась девушка и тут же получила ответ.

Судно покачнулось из стороны в сторону, а затем невероятным усилием приподнялось. На миг Тимара увидела, как мелькнули мощные передние ноги. Потом колени согнулись, и корабль снова опустился в ил на мелководье. Девушка ошеломленно глазела на него, а затем ее взгляд скользнул к нарисованным глазам баркаса. Они всегда казались ей добрыми. Но теперь она прочла в них решимость. По ним стекала вода, забрызгавшая борта от его последних усилий. Тимара уставилась в глаза кораблю, пытаясь понять, видит ли она лишь рисунок или нечто большее.

Спустя мгновение баркас собрался с силами и снова поднялся, передвинулся и осел. Стало ясно, что он поворачивает нос в другую сторону.

— Он пытается освободиться, — неуверенно предположил Седрик. — Вот и все.

— Мне так не кажется, — пробормотала Тимара, не сводя глаз с корабля.

— И мне, — согласился Меркор.

К ним подошел Ранкулос. На этот раз, когда баркас приподнялся, он раздул ноздри и встопорщил гриву на шее.

— Я чую дракона! — громко объявил он, чуть расправил крылья и вытянул шею.

— Ты чуешь корабль. Ты чуешь «Смоляного», — поправил его Меркор.

Ранкулос опустил голову и еще сильнее вытянул шею. В этой позе он напомнил Тимаре токующую птицу. Дракон двинулся к живому кораблю, раздувая ноздри.

— Ранкулос, «Смоляной» — живой корабль, — произнес Меркор устало, как будто смирившись с чужой глупостью. — Его корпус сделан из кокона дракона, не сумевшего проклюнуться.

Он помолчал, наблюдая за тем, как баркас снова напрягает все силы, приподнимается, а затем, чуть повернувшись, опускается в воду.

— Но к этому старому корпусу недавно кое-что добавили. Часть судна сделана из другого кокона, принадлежавшего змею из того же Клубка, что и мы. «Смоляной» близок нам настолько, насколько это возможно для существа его вида.

— Существа его вида? «Существа» его «вида»? И что же это за существо, Меркор? Призрак, заключенный в теле раба?

Серебряные глаза алого дракона засверкали, когда Ранкулос вскинул голову, на миг поднявшись на задние лапы. Арбук пронзительно затрубил, вторя его чувствам, а Фенте хлестнула по воздуху хвостом и низко заворчала.