Ольга Макарова - iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

Жизнерадостная, раскрасневшаяся на морозе Милия не отходила от отца ни на шаг и, то и дело вскидывая голову, как любопытный суслик, обращая внимание Кангасска на необычайно интересные, с ее точки зрения, вещи, происходящие вокруг. Сходства с шустрым зверьком добавлял косматый меловой плащ, лежащий на плечах девочки.

…Путь от пятой горы до Арен-кастеля неблизкий, потому его решено было сократить через Провал. Вопреки опасениям Кангасска, подмир был чист… почти… вероятность нарваться на пару разбойников или одичавшего стига оставалась и здесь, но, по словам детей звезд, риск все равно был не так велик, как на самой обычной дороге…

Багровый мир предстал перед Кангасском неподвижным и безмолвным: когда его закрыли, все вернулось на круги своя — чужое солнце навсегда застыло в небесах, и дождь — на подлете к земле… Во время войны — в первые три ее года — Провал кое-как заменял армии Омниса трансволо, и следы солдатских сапог, которыми он весь был истоптан, остались запечатлены на бурой земле навеки.

По просьбе Кангасска, маленькая процессия вышла из Провала не у самых ворот Арен-кастеля, а чуть раньше и продолжила путь пешком.

Больше всех такой прогулке рада была Милия. А никогда не унывающий Джовиб, казалось, соревновался с нею в беспечной жизнерадостности на равных: два дракона, что тут скажешь… Глядя на чернобородого морехода, чей плащ был закидан снежками по самый капюшон, Кангасск едва ли не старцем себя чувствовал.

Раскопав посиневшими от холода ручищами здоровенный сугроб, Орион Джовиб спрятал что-то в ладонях и вразвалочку, будто ступал по палубе димарана в шторм, подошел к Милии.

— Смотри… — хитро подмигнув, произнес он и раскрыл ладони…

— Ой ты мой хорошенький!.. — в восторге и умилении протянула девочка, принимая живой подарок. — Пап, ты только глянь!

В детских ладошках, сложенных лодочкой, лежал самый настоящий, безмерно сонный от холода дракон-зажигалка. Он весь был нежно-голубого цвета и еще не носил чешуи: скорее всего, он всего каких-то пару дней назад вылупился из яйца — у него даже крылья не успели толком расправиться.

— Ох ты! — весело усмехнулся Кангасск. — У меня тоже когда-то был карманный дракон…

— Что значит — был? — лукаво произнесла Астэр. — Твой Игнис и сейчас жив и здоров.

Милия радостно закивала, подтверждая ее слова.

— А можно я оставлю себе этого малыша? — попросила девочка почти жалобно.

— Можно, конечно… — беззвучно рассмеялся Кангасск… К роли отца, запрещающего и разрешающего, он уже начинал понемногу привыкать…

За всеми этими разговорами Кан не заметил, как Арен-кастель, чьи смотровые башни, присыпанные сверху снегом, казались такими далекими, приблизился настолько, что уже можно было разглядеть людей на стенах. Форменные мажьи плащи говорили сами за себя…

— Я предупредил местную Сальваторию заранее, — пояснил Орион, сын звезд. — Нас уже ждут…

— Сальваторию? — Кан задумчиво поднял бровь.

— Ах да… — спохватился сын звезд. — Это объединенное название для всех боевых магов. В одну школу их смешать бы не удалось, да и ни к чему это… а вот поставить под одно знамя — пожалуйста. Сальватором нынче именуется любой боевой маг, будь он Серый Охотник, Алый Страж или амбасиат… Да, амбасиаты тоже, даже не «тоже», а «в первую очередь»: у этих людей стабилизатор был поврежден в меньшей степени, так что они вернулись к магии первыми… я помни эти амбасиатские боевые семерки…

Тем временем вся процессия миновала городские ворота…

…Несмотря на день — время в кулдаганских городах традиционно сонное — здесь с шумом, разбрасывая снег в разные стороны, носилась ребятня, да и взрослые то и дело брались за снежки; действительно, как можно спать, когда у тебя на глазах происходит чудо?!.

…Кангасск шел по родному городу, почти не изменившемуся за тринадцать лет, — и в душе его одно за другим просыпались воспоминания… далеко не всегда счастливые, но неизменно дорогие сердцу и памяти. Все самое лучшее, что случилось с ним, брало начало отсюда…

Погрузившись в собственные мысли, Кангасск как-то не сразу заметил, что люди, едва завидев его, бросают все свои дела, начинают шептаться, теснить друг друга в попытке высмотреть одного-единственного — и неизбежно сбиваются в шумную, беспокойную толпу… Когда Кан заметил это, у него мороз по коже пошел: память разом вернула самые худшие из детских воспоминаний, когда такая вот любопытная толпа собиралась поглазеть на них с матерью и маленький Кан не знал, как спастись, куда убежать от всеобщего назойливого внимания… Неужели, снова…

…Ничего не изменилось, разве что теперь, вместо ехидных замечаний, едких шуточек и фанатичных угроз со всех сторон звучали слова, наполненные восхищением и гордостью пополам с суеверным страхом. И эти слова были: «Ученик миродержцев» и «Эмэр»…

Растолкав зевак, вперед пробился вечный проповедник и по совместительству управляющий городом — Шалэм… Этого типа Кан всю жизнь сравнивал с шельмой — мелкой песочной змейкой, которая, при всей своей мелкости, плюет ядом на полтора метра, норовя попасть в лицо. Не смертельно, но отвратительно: два дня потом лежишь с температурой и не знаешь, как отмыться от этой гадости… Так вот, речи Шалэма всегда производили на Кангасска примерно такое впечатление.

И сейчас, когда Шалэм вновь набрал полную грудь воздуха и вдохновенно заговорил, Кан с усталым вздохом прикрыл глаза ладонью, как иногда делал Серег Серый Инквизитор, находясь в неопределенном состоянии духа — между гневом и огорчением.

— Жители Арен-кастеля! — порывисто жестикулируя, хорошо поставленным голосом вещал шель… Шалэм. — Перед вами стоит блудный сын нашего народа, после долгих скитаний вернувшийся на Родину! И мы гордимся им! Он герой, в веках прославивший Арен-кастель! С самими миродержцами плечом к плечу вставший против врага! Величайший сын Дэл и Эмэра, не правильностью черт, но правильностью дел доказавший свое право называться их потомком. И более того! — так… сейчас речь мэра должна плавно перейти в проповедь; это мы уже проходили… и точно: — Дети мои!! — возопил Шалэм. — Помните ли вы наши священные предания? А ведь говорится в них, что сами Прародители спускаются на грешную землю в смертном обличье, дабы помочь в беде своим потомкам! И я говорю вам!!! Человек, стоящий сейчас перед вами, не может быть никем иным!.. Это Эмэр, дети мои! Чтите Эмэра!!!

Толпа взорвалась радостными криками и подалась вперед… Те, кто только не плевал в Кангасска, пока тот жил в городе, сейчас готовы были целовать край его плаща; да что там — они отпихивали друг друга и мчались вперед в надежде просто дотронуться до живой легенды…