Ольга Макарова - iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

— Рад был помочь, — тихо отозвался Кангасск. Рыжеволосый вскинул голову и встретился с ним взглядом.

— Я Сэслер, — с досадой произнес он. — Мои глазастые винтовки смотрят с каждой башни… а сам я боюсь показаться на людях. Вот так нелепо все вышло…

Сэслер-снайпер… Сколько лет прошло; конечно, он не узнал в лицо того случайного путника, которого спас на перекатах Фэрвиды, расстреляв перед этим всю шайку Крогана и отомстив тому самым жестоким образом…

— …Почему? — спросил Кангасск, решив пока не напоминать старому знакомому о том эпизоде.

— У Святого Крогана есть сумасшедшие последователи, — горько усмехнулся Сэслер. — Они поставили себе целью уничтожить меня и мою семью, дабы восстановить некую справедливость… и, знаешь ли, за последние годы весьма преуспели в этом. Остались только я и мой сын. Эти фанатики добрались до него сегодня. Если б не ты, он бы не дожил даже до вечера… Прости, путник, мне нечем отплатить тебе за твою доброту.

— Я вернул тебе старый долг, Сэслер, — без особой радости произнес Кангасск. — Ты спас мне жизнь, тогда на переправе через Фэрвиду.

— Мир тесен… — развел руками снайпер. — А я-то думал, откуда мне знакомо твое лицо… Знаешь, я много раз проклинал тот день, но тебя — ни разу… Твоей вины нет в том, что случилось, только моя. Я был счастлив, что отомстил за смерть старшего сына, и судьба наказала меня за это… А сейчас, — он отвел взгляд, — оставь нас, ступай своей дорогой.

— Сэслер, — осторожно обратился к нему Кангасск. — Могу я спросить у тебя кое-что? Я был… далеко… отсюда и мало знаю о том, что сейчас происходит в мире…

— Спрашивай, — велел рыжеволосый снайпер.

— Ты сказал — Святой Кроган? — с недоумением произнес Кан.

— Да… — Сэслер нервно рассмеялся. — Его теперь считают святым. А по мне так просто смерть сына лишила старика разума… Он бросил разбойное ремесло, долго скитался по Ничейной Земле, а потом даже построил храм. В это храме он сидит уже много лет и изрекает свои предсказания. Люди верят в них… — он пожал плечами и добавил мрачно: — А некоторые даже принимают как руководство к действию, — он кивнул в сторону пещерки, где спал его сын. — Результат… сам видишь… Мы с сыном уже три года в бегах. Я б и врагу такой жизни не пожелал.

— Я мог бы помочь вам… я… — начал было Кангасск.

— Не надо, — отрезал Сэслер. — Я сам разберусь. Быть может, тогда судьба простит нас… Ты хочешь еще что-нибудь спросить, путник? — чувствовалось, что терпение у него заканчивается.

— Да, — кивнул Кан, справедливо решив, что на последний вопрос имеет полное право. — Дорогу в Таммар.

— Таммар… — Сэслер скептически хмыкнул. — От него мало что осталось, знаешь ли… Иди на восток к трем холмам и поднимись на центральный — выйдешь почти к самому городу.

— Спасибо.

— Будешь в Таммаре — передавай привет Крогану! — с изрядной долей злорадства крикнул Кану в вдогонку Сэслер. — Его храм как раз посередине…

«Письма к Кангасску Дэлэмэру

год 15006 от п.м.

декабрь 13, бывшая Ничейная Земля, г. Таммар

Разные бывают пророчества. Мне выпало целых два. Одно кричал на городских улицах безумец Кроган. Это было злое. Другое — доброе — пришло ко мне с Черных Островов, с памятью Балы Мараскарана. Они были так похожи. И так различны. В одном я губил мир. В другом спасал.

Я до сих пор не знаю, какое выбрал на самом деле.

Судьбе угодно было столкнуть меня с автором моего злого пророчества, столь же верного, как и доброе. С сумасшедшим стариком, которого здесь называют не иначе как Святой Кроган. Я решил рассказать тебе об этой встрече, друг мой, потому, что чувствую — и тебя это коснется однажды…

Итак, Святой Кроган… Какая ирония, что он обосновался в бывшем городе гадальщиков! Мне не один раз приходилось говорить с настоящими гадальщиками — носителями харуспексов: они относятся к предсказаниям очень бережно, зная, что одно не вовремя сказанное слово способно порой сломать человеку жизнь. Они точно знают, что из открывшегося их взору стоит сказать тому, для кого они прозревают будущее, а о чем лучше умолчать до поры. Они знают меру вещим словам точно так же, как искусный кулинар знает меру специям и соли…

Что же до Крогана, то этот сумасшедший старик вещает обо всем. Я точно знаю, что охота на изумрудных драконов, имевшая место незадолго до войны, — на его совести. И смерть Эдны — частично — тоже. Не удивлюсь, если немало зла в мире наделали и другие его предсказания: вещая о новом зле, он сам прокладывает ему дорогу.

Я вошел в его храм, чтобы дать отдых и убежище своим людям. Кроган завывал что-то об исчадье тьмы и тыкал в мою сторону костлявым пальцем. Мои солдаты смотрели на сумасшедшего старика с состраданием; идеями его никто, слава Небу, не проникся. Как никогда я чувствовал преданность и моральную поддержку своих людей. Все эти годы я вел их к победам, я голодал и сражался вместе с ними — и я заслужил их доверие и уважение.

До Крогана и его безумств мне вообще не было бы никакого дела, но, когда этот грязный старик принялся орать что-то насчет Милии, я с трудом удержался от того, чтобы не лишить его жизни одним взмахом клинка.

Этот „святой“ был разбойником без чести и совести, а такое за несколько лет не выветривается. И в той ненависти, что он питает ко всем изумрудным драконам, его истинная сущность проявляется во всей красе. Конечно, не Кроган платил убийцам за смерти драконов, принявших человечий облик, но тот, кто это делал, руководствовался его словами. Если б я только мог найти того неизвестного…

С трудом сдерживая злость, я наложил на визжащего старика мощное успокаивающее заклинание. Он мгновенно провалился в сон, и преданные ученики отнесли его в опочивальню.

Милию он здорово напугал, но она быстро забудет: драконы легко прощаются со всем злым и страшным и не забивают этим свою память… это я еще у Эдны замечал…

Но я… я не дракон и ничего не забуду.

Друг мой, посети храм Крогана, если у тебя будет время и если старый безумец доживет до тех пор: ты многое поймешь, взглянув на все это.

А пока — пусть ничего не тревожит твой сон, ибо до победы еще далеко.

Закрыв книгу писем, Кангасск стал подниматься на холм, указанный ему Сэслером. Он сожалел о том, что произошло со снайпером и его сыном, но чувствовал, что над судьбой этих двоих не властен, а будущее их темно — все еще может быть… хотелось верить, что — хорошо…

Кан долго не решался выйти к Таммару. И письмо Максимилиана уверенности ему не добавило, но, посеяв в душе тревогу, именно оно заставило Кана сделать решающий шаг и принять свершившееся, каким бы оно ни было.