Н. Джеймисин - Сто тысяч Королевств

Наконец, вдоволь наворочавшись с боку на бок (часы, как мне показалось), я чудом впала в полуабытьё; но вот беда — взбудораженные мысли униматься не желали. В наступившей тишине я могла свободно обдумать всё, приключившееся со мной за последние дни; задаться вопросом — как там семья и друзья в Дарре? — и всласть потревожить себя надеждой, а выживу ли я вообще в здешнем-то Маальстреме?

Впрочем, насладиться одиночеством я не успела. Возникло смутное предчувствие, что за мной следят.

Благодарение бабушкиной выучке, я проснулась окончательно. Но прежде чем меня посетило желание открыть глаза — иди среагировать иным (должным) образом, — звучный, глубокий голос произнёс как если бы над ухом:

— Вы не спите.

Итак, протерев глаза, я села (кое-как подавив позыв иного рода — при виде стоящего не более чем в десяти шагах от меня Владыки Ночи).

Сбежать было бы невежливо (и, говоря начистоту, бесполезно). Мне не оставалось ничего другого, как поприветствовать его:

— Доброй вам ночи, лорд Ньяхдох.

Голос почти не дрожал — вот вам и лишний повод для гордости.

Склонив голову, он просто стоял, высматривая что-то у меня в ногах зловещим взглядом (не сулящим мне ничего хорошего, судя по затаённому жару). Догадываясь, что ощущение времени у бога, мгм, слегка отличается от чувств простых смертных, я подсказала:

— Чем обязана честью вас лицезреть?

— Я хотел видеть вас, — сказал он.

— Зачем?

Молчание в ответ. Наконец он двинулся, плавно переместившись к окнам (и спиной ко мне). Его было сложно разглядеть там, на фоне ночного города. Плащ? волосы? — ореол тьмы, постоянно колеблющийся вдоль изломанной фигуры, — сливались с чернотой звёздного неба.

Ни алчущий насилия монстр, не так давно охотившийся за мной. Ни леденящее высшее существо, спокойно угрожающее убить меня после. Я не могла прочесть его: но в облике его снова таилась та самая мягкость, виденная мной однажды. В то мгновение, когда он держал меня за руку, обагряя своей кровью, — и удостоил поцелуя.

Я хотела было спросить его об этом, но слишком много всего, таящегося в памяти, беспокоило меня. Взамен я осведомилась:

— Почему вы пытались убить меня вчера?

— Не убил бы. Приказ Скаймины гласил — оставить вас в живых.

А вот это уже любопытно — и, главное, сулит беспокойство.

— Зачем?

— Допускаю, она не хотела вашей смерти.

Я была крайне — опасно! — недалека от растущего во мне раздражения.

— Так что же вы собирались сделать, если не убить?

— Причинить боль.

На сей раз я даже была рада, что его скрывает тьма. Сглотнув, продолжила допрос:

— Наподобие той, что утворили с Сиехом?

В повисшей паузе он развернулся ко мне лицом. Полумесяц наполовину полной луны просвечивал сквозь окно над ним. Лицо Владыки заливал слабый, бледный свет. Он молчал, но внезапно я поняла — он не помнит . Не помнит страданий, доставленных Сиеху.

— Так вы и в самом деле… другой, — сказала я медленно, покрепче обхватив себя саму за плечи. Меня бросило в дрожь. В комнате будто бы резко похолодало; а на мне — одни лишь короткие пантолоны и тонкая рубаха для сна. — Сиех (и Т'иврел до него) говорили что-то о подобном… эффекте . Как там… «Покуда небеса ещё озарены светом…»

— Днём я — человек, — перебил меня Владыка. — А ночью… нечто более близкое к моей истинной сути. — Он развёл руками. — Закат и рассвет знаменуют собой время… перерождения.

— И вы становитесь этим, — докончила я, внимательно следя за языком. Как бы не сболтнуть: чудовищем .

— Смертный разум, исполненый божественной силы и знаний (даже на несколько мгновений), — не самое лучшее… сочетание . Не всегда реагирует… достойно.

— Однако Скаймина может приказывать вам, несмотря на ваше… безумие.

Он кивнул:

— Воля Итемпаса превыше всего. — Ещё одна пауза, а потом его глаза внезапно прояснились. И я разглядела их полностью, от и до. Холодные. Твёрдые. Тёмные, как небо за окном. — Если вы не хотите видеть меня здесь, прикажите — и я уйду.

Дано к рассмотрению:колоссальное могущество + существо, в коем оно сосредоточено + власть над ним. Ваша власть. Любая прихоть по мановению руки.

Вопрос:непреодолимый соблазн силы. Как не поддаться желанию унизить того, перед кем некогда преклонялся? Подавить. Сломать. Растоптать.

Почти невозможно. Исключено, право слово.

Думаю, ни одному смертному подобное не под силу.

— В первую очередь я предпочла бы знать, зачем вы вообще заявились ко мне, — сказала я. — Но мне не хочется выбивать из вас объяснения силой.

— Почему нет? — Что-то в тоне его голоса меня насторожило.

Злость? С чего бы это? Из-за моей над ним власти — и отказа применить её? Или, наоборот, взволнован тем, что я бы могла…

Сам ответ пришёл мне на ум почти мгновенно: несправедливо. Вот как это бы было. Однако я не решалась высказать всё ему в лицо. Даже не неправильно — это он незваным вошёл в мою комнату (как ни крути, по обычаям любых земель — умышленное их попрание). Я бы, не колеблясь, приказала ему уйти, будь он человеком.

Нет, даже не столько человеком. Свободным , вот что главное.

Но свободным Владыка не был. Вирейн подробно объяснил мне это накануне вечером, покуда метил меня сигилом. Любой команде Э нэф а дех должно быть предельно простой и чёткой. Тщательно избегайте метафор и просторечия. И всегда наперёд хорошенько обдумывайте каждое своё слово, дабы не попасть впросак и не призвать неприятностей себе на голову. Скажи я что-то навроде: «Убирайся, Ньяхдох!» — и он со спокойной душой может ретироваться восвояси не только из этой комнаты, но, заодно, и вообще из дворца. А потом один Небесный Отче знает, какие ещё фокусы он выкинет. И лишь самому Декарте под силу справиться с обратным призывом падшего. Ну, или прикажи по-другому: «Ньяхдох, замолкни», — и он скажется немым, пока я или другой чистокровный из Арамери не отменит веления.

Наконец, окажись я столь беспечной, чтобы, не задумываясь, бросить: «Да делай что хочешь, Ньяхдох», — и он запросто прибьёт меня. Ибо смерть каждого Арамери в радость ему. Так уже бывало, прежде, много-много раз на протяжении тысячелетий, согласно изложенному Вирейном. ( Услужение , как он назвал это, Арамери не нуждалось в излишней чистке: глупцы сами подписывали себе смертный приговор, прежде чем прослыть будоражащими семью смутьянами или оставить потомство.)

— Я не собираюсь повелевать тебе, ибо раздумываю над союзом, предложенным вашей леди Кирью, — наконец определилась я. — И этот альянс должен основаться на уважении. Взаимном уважении.

— Это не имеет значения, — сказал он. — Я ваш раб.