Ирина Сербжинская - Агентство «Аргентина»

Первым Ньялсага заприметил Бахрама, затем увидел Яву и Алину. По их виду он сразу понял, что эти трое уже успели хорошенько переругаться между собой.

— Святые ежики, Алина, — бубнил покрасневший от досады Бахрам. — Что ты ко мне прицепилась, как болотная лихорадка?! Сказал же: решил я! Как решил, так и будет!

— Оставайся, Бахрам, — проговорил Ява. — Поедем к Алине домой, она тебя пирожками накормит!

При упоминании о пирожках Бахрам вздрогнул.

— Нет уж! У нас в Легионе лекарь служил, так он постоянно говорил: «Для живых здоровье — прежде всего»! Он сам-то из умертвий был, так что знал, что говорил. А ты — пирожки…

— Из умертвий, значит, — вздохнул Ява. — Нашли кого лекарем назначить!

— Прежнего-то кто-то из троллей съел… не понравилось им, как он их от чесотки лечил. Умертвие-то тоже съесть пытались, да на вкус он не очень…

— Нельзя так с врачами обращаться, — попенял Ява.

Ньялсага протянул Бахраму амулет.

— Вот, держи. Заклинание будет действовать около года. А потом…

— Еще одно раздобуду, — пообещал Бахрам, надел серебряную подвеску и, выпрямившись и расправив плечи, взглянул в сторону горизонта.

— Ежик всемогущий, скорей бы солнце! Жду не дождусь!

Ньялсага переглянулся с Явой. Ява вздохнул и пробормотал что-то на незнакомом языке.

Бахрам оглянулся.

— Эй! Сам ты тупой гоблин, понял?!

И тут же, расплывшись в улыбке, пояснил:

— Немного язык этот понимаю, потому что был у нас…

— Снова про Легион? Я о нем слышать не могу! — не выдержала Алина.

— Ладно, не буду, — непривычно покладисто сказал Бахрам и снова бросил нетерпеливый взгляд на залив.

— Вот-вот солнце выглянет. Ну, что? — он неловко переступил с ноги на ногу. — Пора, это самое, прощаться!

Прощание было недолгим.

Как только из-за моря показался краешек солнца, открылся путь: прямо по водной глади, через все море, пролегла широкая дорога, над которой висела густая пыль, словно только что прошло по этой дороге большое войско, и она еще гудела от сотен ног.

Бахрам поправил ремень, подошел к воде и обернулся на Ньялсагу.

— Ну, говори свои слова!

Но тот молчал.

— Святые ежики, пожалуйста! Скажи мне: «Свободной дороги»!

Клубившая пыль постепенно оседала, и становилось видно, что дорога тянулась далеко-далеко, через поля и виноградники и уводила в зеленые, залитые солнцем холмы, суля настоящую жизнь, ту самую, по которой так скучал Бахрам.

— Свободной дороги, — услышал он за своей спиной.

Бахрам кивнул и шагнул вперед, оставив друзей на берегу.

Налетел утренний ветерок, разметал над водой клочья тумана и в этом тумане скрылись и холмы, и дорога, и бодро марширующий Бахрам.

…Через полчаса Ньялсага сидел в кофейне «Последний белый слон» и чувствовал себя старым и таким усталым, словно вся тяжесть мира лежала на его плечах.

Ява запарковался возле одного из пирсов и медленно побрел куда глаза глядят. Город просыпался. Уже летели по автомагистралям машины, звенели трамваи, распахивались двери многочисленных кофеен и первые посетители заворачивали за утренней чашкой кофе по дороге на работу. Погрузившись в свои мысли, Ява свернул на боковую улицу, взбежал по крутой бетонной лестнице и оказался на совершенно пустой улочке. Свежий утренний ветерок ворошил невесть откуда взявшуюся солому на булыжниках мостовой, оттуда-то издалека доносился звон металла, словно где-то рядом находилась кузница и, казалось, вот-звонко зацокают по камню конские копыта.

Да, Прибрежный квартал был поистине самым загадочным местом в городе!

Ява побрел по улице. На душе было тяжело и темно, примерно так, как много лет назад, когда мальчишка-беспризорник, живущий в Морском квартале Лутаки, вдруг понял, что бессмертие — это вовсе не то, чего он хотел, и что дар волшебного ветра рано или поздно обернется проклятием.

Он прошел вдоль ряда закрытых еще магазинчиков, лавок, с окнами, закрытыми ставнями, мимо пустых лотков и свернул под навес. Он совсем не замечал, куда идет, но вдруг, неожиданно для себя самого, обнаружил себя стоящим перед дверью с деревянной табличкой «Книжная лавка «Бродяга».

Несмотря на ранний час, дверь оказалась открытой.

Ява поколебался и вошел. В лавке царила тишина. Неярко горели светильники на стенах, обшитых деревом, тянулись стеллажи с книгами, на низком столике обнаружилась забытая с вечера чашка с недопитым кофе. Ява двинулся вдоль книжных рядов, рассматривая переплеты старых увесистых томов, украшенные полустертыми золотыми вензелями. В дальнем темном углу вспыхнули зеленые глаза, маленький юркий зверек вынырнул из-за книжного шкафа и ловко вкарабкался на полку.

— Привет, Дэберхем, — бросил ему Ява. — Ты ведь уже все знаешь, верно?

Зверек, замерев, уставился на Яву блестящими глазами.

— Цолери у себя?

Деберхем вдруг отчаянно пискнул и исчез, словно растворившись в воздухе.

Ява обернулся.

В дверях «логова», в наброшенном на плечи пледе, сером, как волчья шерсть, стоял Цолери

— А, это ты, — проговорил он, нисколько не удивившись раннему гостю. — А я-то гадаю, кто здесь бродит? Заходи…

В «логове» было полутемно, горели толстые восковые свечи, на столе лежала раскрытая толстая книга.

— Хорошо, что заглянул, — Цолери бросил поверх книги пергаментный лист, словно не желал, чтобы случайный человек узнал, чем интересовался хозяин «Бродяги». Ява не хотел любопытничать, однако, до того, как пергамент упал на раскрытую книгу, невольно успел скользнуть взглядом по строчкам:

«Как и большинство оборотней и вампиров они боятся серебра и заговоренного оружия. Однако, отличие от вампиров и оборотней, эти существа имеют возможность менять свой облик, превращаясь в прекрасных…».

— Проводили Бахрама? — Цолери взял с полки большой пергаментный пакет, запечатанный алыми сургучными печатями, и, вернувшись к столу, уселся в кресло.

Ява кивнул.

Цолери неодобрительно хмыкнул.

— Опасное дело он затеял! Такое опасное, что…

Он покачал головой.

— Будем надеяться, Орден до него не доберется.

— Доберется или нет, мы никогда этого не узнаем, — проговорил Ява. — Неизвестность — вот что хуже всего!

Цолери коротко кивнул, соглашаясь, и перевел разговор на другое.

— Достал для тебя кое-то любопытное: рукопись из сундука одного колдуна. Колдун тот по слухам был большим специалистом по изучению чужих заклятий. Смекаешь, к чему я?

Ява осторожно взял в руки тяжелый пакет. Шершавый, грубо выделанный пергамент был забрызган бурыми пятнами, похожими на засохшую кровь.

— Он что, пытался взломать заклятья, связанные с Сорангом?

Цолери откинулся на спинку кресла.

— Он умел многое, но насчет волшебного ветра — не скажу. Но, возможно, в записях найдется какая-то подсказка?