Майкл Муркок - Город Зверя

Я едва понял, что вышел к городу, как наступила ночь.

Город этот, казалось, был одним большим зданием, расположенным в джунглях. Он как бы вырастал из джунглей, сливался с ними, был их частью, построенный из темного древнего обсидиана. В его щели нанесло земли и семян столько, что из стен росли кусты и небольшие деревья. Были там и купола, сливающиеся в полумраке. Можно было поверить, что это вывих природы, что скала просто потекла и затвердела в виде города!

И все же то тут, то там виднелись окна и входы, прикрытые растениями.

Когда пришла ночь, город светился очень тускло, ловя немного слабого лунного света, который мог проникнуть сквозь полог леса.

Вот куда, должно быть, принесли моего друга враги. Это было устрашающее место.

Я осторожно вступил в город, перелез через сваленные, гладкие как стекло камни, ища какие-нибудь следы жителей, какое-нибудь указание на то, где спрятали моего друга.

Я карабкался по наклонным стенам здания, по крышам, вниз по стенам и искал, искал, искал. Всюду была густая тень и ощущение гладкого, бугристого камня под руками и ногами.

В этом городе не было никаких улиц, просто углубления в покрывавшей его крыше. Я вступил в одно из этих углублений-ущелий и начал пробирайся по нему, чувствуя отчаяние.

Что-то пробежало по стене слева от меня, и я почувствовал тошноту: это был самый большой паук, которого я когда-либо видел в своей жизни.

Теперь я увидел и других. Я крепко стиснул меч, приготовился. Пауки-то были величиной с футбольный мяч!

Я как раз собирался: окинуть ущелье и подняться по еще одной наклонной стене из зеленого камня, но вдруг почувствовал, как что-то упало мне на голову и плечи. Я попытался освободиться, отбросить его мечом, но jho прилипло ко мне. Чем больше я двигался, тем больше я запутывался.

Теперь я понял, почему не было трупов на месте пленения Хула Хаджи!

Упавшая на меня штука была сетью из того же тонкого клейкого шелка, увиденного мной в лесу. Она была прочной и прилипала ко всему, к чему прикасалась.

Теперь я упал вниз, все еще пытаясь выпутаться.

Я почувствовал, как меня потянули когтистые руки.

Я посмотрел на тех, кто поймал меня, и не мог поверить своим глазам. До пояса они были людьми, хотя и существенно ниже меня, с жилистыми телами, бугрившимися крепкими мускулами, с большими глазами и ртом-щелью. Но в них все же угадывались человекоподобные существа — пока не посмотришь ниже пояса, на поддерживающие тело восемь мохнатых ног. Тела людей, а ноги пауков!

Теперь со спутанными руками я делал выпады в сторону предводителя: это было все, на что я оказался способен.

Предводитель нацелил на меня длинный шест. На шесте, казалось, было насажено шилообразное острие длиной около шести дюймов. Он воткнул его в меня, но только чуть-чуть. Я попытался отбиваться, а затем почти сразу все мое тело парализовало.

Я не мог шевельнуть ни одним мускулом. Я не мог даже моргнуть. Мы сделали инъекцию яда. Это было ясно — яда, который мог полностью парализовать.

Взваленный на спины этих ужасных существ, людей-пауков, я был унесен в глубь этого ненормального города.

Освещенный слабо светящимися камнями, он казался лабиринтом, не имевшим, казалось, ни плана, ни цели.

Мы проходили через коридоры и помещения, иногда немногим шире труб водопровода, в иных случаях выходивших в огромные, с балконами залы.

Я понял, что это не было работой людей-пауков — вообще не создание людей, а какого-то чуждого разума, творившего, наверное, под воздействием ядерной реакции. Этот разум — всегда полубезумный — однажды задумал этот город, а сам, вероятно, давно уже погиб, если только люди-пауки не были его слугами.

Коридоры и залы были заполнены грязью, паутиной — следами векового упадка. Я на время задумался, а как же на свет появились эти люди-пауки — не были ли они кузенами тех огромных пауков, что я видел снаружи. Если они в родстве, то какой же несвятой союз произвел подобные плоды!

Они бежали дальше, неся меня в своих сильных руках. Я не смел гадать, какая судьба была мне уготована. Я был убежден, что они собирались пытать меня, наверное, съесть в каком-то отвратительном обряде, что я должен стать фактически мухой в их пиршестве.

Моя догадка была ближе к истине, чем я сперва предполагал.

Вскоре мы вошли в огромный зал, куда больший, чем все прочие. В нем было совсем темно, он освещался только тусклым свечением самой скалы.

Но теперь я почувствовал, что действие яда начинает ослабевать, и я для тренировки поиграл мускулами — насколько это возможно в липкой паутине, извлеченной, как я теперь догадался, непосредственно из тел людей-пауков и все еще сковывавшей мои движения.

И тут я увидел ее!

Это была протянутая через весь зал гигантская паутина. Она мерцала в слабом свете, и я мог различить распятую на ней фигуру. Я был уверен, что это — Хул Хаджи.

На людей-пауков их собственная паутина не действовала. Некоторые из них потащили меня вверх по прядям этой паутины к той жертве, которую увидел я: это и в самом деле был Хул Хаджи.

Там они и оставили нас подвешенными в пространстве, убежав во мрак на своих мохнатых ногах. Они не издали ни звука с тех пор, как я впервые их встретил.

Мой рот все еще плохо слушался меня из-за яда, но я сумел сказать несколько слов. Я был помещен ниже и сбоку от Хула Хаджи и потому мало что мог видеть, кроме левой стопы и части его лодыжки.

— Хул Хаджи, ты можешь говорить?

— Да. У тебя есть какие-нибудь предположения, что они намерены с нами делать, мой друг?

— Нет.

— Я сожалею, что привел тебя к этому, Майкл Кейн.

— Это не твоя вина.

— Мне следовало бы быть поосторожнее. Тогда мы все были бы далеко отсюда. Воздушный корабль в безопасности?

— Насколько я знаю, да.

Я принялся испытывать паутину. Сеть, в которую я был пойман, становилась хрупкой и ломкой, и я, наконец, сумел высвободить руку. Но моя рука немедленно прилипла к главной паутине.

— Я пробовал то же самое, — сообщил мне сверху Хул Хаджи. — Не могу придумать никаких средств спасения.

Я вынужден был признать, что он, вероятно, прав, но тем не менее ломал голову. У меня начало возникать ощущение, что нам уготовано нечто ужасное, если я не смогу изобрести средства к побегу.

Я начал пытаться высвободить другую руку.

Тут мы услышали шум — громкий, скребущий шум.

Посмотрев вниз, мы увидели два громадных глаза, диаметром по меньшей мере полтора метра, не моргая глядевших на нас.

Это были глаза паука. Мое сердце екнуло.

Затем раздался голос — мягкий, шелестящий, ироничный, голос, который мог исходить только от владельца глаз.

— Так, лакомый кусочек на сегодняшнее пиршество.