Наталья Ручей - К черту! Но если ты сделала все эти глупости…

Скоро! Скоро!

— Спасибо.

Шаг к черту.

— Вилла, твоя подруга…

— … Которую ты выслал из Ристет…

— Твоя подруга, которую я выслал из Ристет, тебе вовсе не подруга и не сказала тебе одной важной детали.

— Это хочешь сделать ты?

— В этом мире и за его гранями ничего не бывает просто так, — спокойно, не обращая внимания на колкость и желание скорее покинуть его, сказал император. — Иными словами, делая что-то для тебя, у тебя что-то забирают. Бумеранг, равновесие, иначе начнется хаос. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Что я заплачу за то, что все равно сделаю.

— Причем цену, которую даже я не знаю. Ты можешь попытаться, — подчеркнул последнее слово, — сделать Дона прежним. У тебя даже может, — тоже подчеркнул вероятность, но не факт, — получиться. Но сама ты прежней не будешь.

Сердце Виллы остановилось и забилось быстрее, так, будто она, пробежав длинный марафон, наконец, приблизилась к цели.

— Я… что изменится? Я… не буду помнить его? — выдала худший вариант. — Или не буду испытывать то, что сейчас? Или он забудет меня?

Император на секунду скрыл взгляд за черными ресницами, раздумывая, взвешивая каждое слово. Стряхнул с лысины капли.

— У меня нет волос.

— Я заметила.

Император зеркально вернул улыбку.

— Я не брею голову и моя лысина — не дань моды и не мое желание.

— Ты болен?! — сердце кольнуло, рука в утешающем жесте прикоснулась к его лицу. — Папа?

Император положил свою теплую большую ладонь поверх ее, и Вилла, поежившись, поняла, что продрогла. Крылья сомкнулись вокруг тела плотнее.

— Это моя плата за некоторые вмешательства, — пояснил с мягкой улыбкой, той же, что очаровала ее в самом начале их непродолжительного знакомства. И почти без упрека Вилла спросила:

— Экспериментальная комната?

— Комната, — согласился, — воскрешение Дона…

— Но разве… — она запнулась и перефразировала вопрос под внимательным взглядом. — Ты знаешь, почему он умер?

— Упал с обрыва.

— Сам?

— Помогли.

— Ты?

— Нет.

— По твоему приказу?

— Нет.

Облегченно выдохнула.

— Я могу солгать даже после фэйри-вина, Вилла. Ты снова забываешь, кто я. — Насладившись ее смущением, император добавил: — Но я не лгал. Он умер из-за того, что оказался не в том месте и не в то время. Но умер не из-за меня.

Да, конечно, он умер из-за нее…

И император из-за нее светит, как солнышко, лысиной, и не оправдание, что ему идет. Все беды из-за нее…

— Чтобы добиться такого эффекта, я совершал много чего другого, — император легонько сжал ее ладонь, но чувство вины только усилилось. Она все делает не то и не так, и самое скверное, что те, кто ей дорог — знают об этом и прощают. Дон десять лет делит свое мертвое тело с неизвестной сущностью, потом встречает причину своих несчастий, а она как раз после страстных поцелуев с чертом. И в его халате. Адэр, вернувшись за ней (поставила мысленно галочку: «уточнить, наконец, почему он меня сбросил с обрыва?», знает о поцелуях с Доном и снова целует.

Легкомысленно с ее стороны. Ну, да, она — легкомысленный эксперимент номер три. И ужасно упрямый.

— Я не знаю, что вселенная возьмет с тебя, — сказал император. — Но если тебе понадобится моя помощь, я хочу, чтобы ты помнила: я буду рад быть использованным тобой.

— Зачем?

Прижал к себе, резко и сильно, чтобы не вздумала сопротивляться.

— Ты — моя дочь, что бы ты там себе не думала.

— Спасибо, — поблагодарила непослушными губами, и чтобы не расплакаться при нем, оттолкнула и пошла прочь. Сквозь пелену белесого дождя, строй воинов и окружающие со всех сторон, взгляды. К Адэру. Чтобы еще раз его использовать.

Судя по хмурому взгляду и болезненно застывшей на мохнатом лице гримасе, он не заблуждался относительно ее намерений.

Воины расступились — значит, мысленно император приказал не останавливать ее, значит, отпускает, несмотря на уничижительное происхождение — всего лишь эксперимент — позволяет жить по-своему. Хорошо это или плохо? Однозначно и точно одно: на улице холодно, мокро, душе ее страшно, а телу так больно, что нет лишней энергии и времени на рефлексирование.

Остановилась напротив черта. Один рог сломан, второй с отметинами, будто его кто ножом скреб, как пригоревшую сковородку. Копытца короче, чем ей запомнились — были бы они туфлями, можно было предположить, что кто-то урезал каблук. Шерсть дыбом, как у кота, свисающего задом с балкона. А глаза воспаленно-красные, без люминисцентного света.

— Тебе плохо?

— Ты себя видела?

И голос чуть хриплый, как во время простуды. Потрогала его лоб — горит.

— Тебе нужно прилечь.

— Это приглашение?

— У тебя жар.

— Всегда. Когда я смотрю на тебя. И не там, где ты по девственной наивности предполагаешь.

Вилла почувствовала, как ее щеки обернулись горячими угольками.

— Хм, похоже, у нас это взаимно, — самодовольно заключил Адэр, и угольки на щеках Виллы раскалились.

— Ты — заносчивый, невыносимый, грубый…

— И все это тебе во мне нравится, — лукавая улыбка. — Поспоришь?

Неа, покачала головой, но не потому, что он прав. Просто когда собираешься что-то взять или просить, спорить — последнее дело. Это удовольствие не утратит своего вкуса после.

— Мне нужна твоя помощь.

Сложил на груди руки, вопросительно изогнул бровь, и тут же ладонь Виллы ласково прошлась по его шерсти. Раньше срабатывало, правда, с тех пор столько воды утекло, и если он не отреагирует, это нормально. Да, она поймет.

Но рука почувствовала ускоренное сердцебиение под мягкой рыжевато-коричневой шерстью, а глаза, наконец, загорелись как светофоры.

— И что мне за это будет, котеночек?

И обращение — такое же, как тогда, до ее посещения ГЗЖ, до ее поцелуев с Доном, до падения с обрыва. И взгляд пристальный, жаркий, напоминающий о вольностях, что позволила, и волна тепла, разлившаяся по ее телу и требующая продолжения! Одно крыло самовольно потянулось к его лицу, прошлось по скулам.

— Человеческий облик тебе больше к лицу.

— Но тебя все равно ко мне тянет.

— Хм, похоже, у нас это взаимно.

Он когтем, осторожно, чтобы не поцарапать, убрал с ее лица длинную влажную прядь.

— Почему ты сбросил меня тогда? — не выдержала, спросила, и прикусила язык. Не время для выяснений, но если не сейчас, то когда?

— Это была просто моя оболочка, но не я.

— То есть… и то, что… а с кем я целовалась?

Усмехнулся дерзко, прочертил линию до подбородка, по шее, коготь остановился у выреза платья.

— Со мной, котеночек. Только со мной.

Вилла знала как минимум одного, кто бы не согласился с такой категоричностью, но другой бы спорил — она не стала.

— Ты можешь телепортировать меня в Город Забытых Желаний?