О'Санчес - Пенталогия «Хвак»

Ликование и жажда вновь обретенной жизни переполняли Керси Талои, он бежал к своей палатке вприскочку, с улыбкой на все лицо, он чуть ли не готов был вернуться в шатер его высокопревосходительства, чтобы своими зубами разгрызть ему все кости из котла — только позови!.. Но герцог, по-видимому, предпочитал сам справляться со своим завтраком, да и Керси Талои вполне мог передумать насчет разгрызаний — получи он действительно такое предложение…

— Ну, что Керси? Как ты?

— А-атлично! Прощён!

— Поздравляю. Да… Размяк старый. И Крикуна простил, и тебя простил… Не тот уже Когги. А были времена… — Бероши Сага сокрушенно покачал мокрым шлемом (мягкий дождик только что через бивак прошелестел).

— Зачем так громко? Не его ли подручный тебя слушает, кстати?

— Где??? — Бероши Сага в ужасе оглянулся… — Все шутишь? Ф-фу-ух. Ты, Керси, тово… Я понимаю, что радость и все такое… Но совесть имей.

— Извини, Бери, ты прав, а я не прав. Как станем на постой у князя, с меня угощение, на размер живота.

Караульный десятник немедленно оттаял.

— Да ладно уж… Но — с радостью согласен. Говорят, этот Та-Микол старинный друг нашему чудовищу?

— Вроде бы да. Послезавтра уже наверное узнаем, мы ведь на границе их владений: вон, на горе, их межевой столб.

Глава имперского сыска, вельможа и любимец Его Величества императора, главнокомандующий особым войском, наделенный всеми мыслимыми и немыслимыми полномочиями, пресветлый герцог Когори Тумару стоял, выставив пузо, во главе небольшой свиты, посреди парадного зала, в родовом замке князей Та-Микол, и ждал, пока о нем доложат хозяину.

Войско расположилось лагерем загодя, в чистом поле, а к замку подскакал лишь крохотный, в два десятка всадников, отряд. Золотая пайза и слова «Во имя империи» распахнули крепостные ворота быстрее любых иных заклинаний и таранов. Подскочившей караульной страже осталось лишь склониться в поклонах и продолжать нести дозор, но старший караула опрометью ринулся с докладом искать его светлость князя…

Когори Тумару любил привносить в чужое бытие суету и неожиданности.

Замок, не привыкший в внезапным и бесцеремонным гостям, притих: ни служанка не шнырнет, ни даже цепной горуля на заднем дворе не взвоет…

Наконец, со стороны восточной анфилады комнат донесся нарастающий, но довольно вкрадчивый гул: сюда идут люди, много людей, идут быстро, тихо и настороженно. Низкий, резкий голос, более похожий на рык, издалека возмутил эту полутишину и стал слышен всем, кто находился в зале.

— Все что здесь есть, во главе со мною — к услугам Его Величества и во славу империи! У меня достаточно сил, земель и средств, дабы верно и со тщанием служить трону! Не щадя живота и мошны! Однако это не значит, что в моем родовом владении кто-то, меня не спросясь, будет сушить вонючие солдатские портки у моего домашнего камина! Пайза — это пайза, но честь — это честь, а плеть — это плеть! Где они???

Дубовые двери распахнулись с треском, словно бы от пинка: это его светлость князь Дигори Та-Микол выместил на них малую часть своей ярости отворяющим заклятьем, как бы подчеркивая: он у себя дома и волен даже нешуточно колдовать при гостях, если ему вздумается, тем более — при гостях незваных. Тяжеленные створки дверей без ущерба для себя ударились о каменные стены, и в зал вошел, вернее, вбежал его светлость удельный князь Дигори Та-Микол со свитою, воитель, прославленный бесчисленным количеством выигранных им битв, своевольный вельможа уходящего царствования, рыцарь, один из знатнейших дворян империи. Следом за ним, по бокам и чуть сзади, двое его сыновей: старший, Дамори, и младший, Докари, еще чуть дальше сенешаль, дворецкий, несколько дворян княжеского дома, телохранители и даже домашний жрец, опоясанный по такому важному случаю не легким жреческим, а настоящим боевым мечом, одноручным, правда… Впрочем, святому отцу и не пристало носить за спиною тяжелый боев…

— О, небеса! — Старый князь остановился, словно ударившись о замораживающее заклинание, седые усы его подпрыгнули едва ли не до бровей, а глаза выпучились отнюдь не по-княжески, очень даже простонародно. — Сударь… К-когори… Когги, это ты ли, друг мой???

— Я. — Только и нашелся сказать герцог Когори Тумару, очень уж неожиданным показался ему переход в поведении хозяина замка. Хотя… чего можно было ожидать от крутого нравом властителя, никем не предупрежденного… Да и не виделись они очень давно, лет тридцать… или даже сорок…

Дворяне обеих свит все еще настороженно поглядывали друг на друга, не вполне понимая происходящее, разве что у младшего сына князя, у Докари, едва заметно приподнялись уголки рта, и в глазах проскочило нечто вроде лукавой искорки, но сей отсверк заметил только один человек из свиты герцога, рыцарь Керси Талои.

— Когги… дружище… Да обнимемся же — раздери меня демоны и боги! — Князь взревел, изрыгнув богохульства от полноты чувств, и распахнул объятия. Когори Тумару немедленно отворил свои и, растроганно сопя, двинулся навстречу. Вельможи обнялись, искренне и горячо, оба при полном оружии, но в камзолах, без кольчуг.

— Да, Дигги, это ты, а это — я! Но не беспокойся, пожалуйста, я встал лагерем в пяти долгих шагах отсюда, и клянусь, что даже в помыслах не было — нарушать покой твоего дома… Я здесь для того лишь, чтобы засвидетельствовать свое глубочайшее уважение и обрести былую радость, глянув на того, с кем пройдено…

— Когги! Прекрати! Подобного количества чуши, в столь малом количестве слов, я не слышал уже лет сто… И ее извиняет лишь, что это ответная чушь, исторгнутая из вежливости, дабы хотя бы частично уравновесить мою! Я виноват, ты у меня самый желанный гость на свете, и никуда я тебя не отпущу. Но кто посмел… почему мне не доложили, — князь вновь возвысил голос и оглянулся на свиту — не оповестили, кто именно оказал мне величайшую честь и милость…

— Да — я же! Успокойся, Дигги! Вот ты всегда такой был: сперва рубить, потом опрашивать! Его Величество, дав мне поручение, прямо приказал: не оповещать никого из владетельных правителей, чьи земли доведется проезжать… Я и не оповещал. Но в твоем случае, я решил, что ничем не нарушу приказа Его Величества, коли собственной тушею навещу своего старинного друга. Может быть, это излишне тонкое толкование приказа, но… Да и я полагал, что ты догадаешься.

— И ничего не тонкое! Если понадобится, Когги, я встану рядом и, как и встарь, вместе примем на свои головы гнев Его Величества!

— Это лишнее. Государь догадлив и милостив, хотя об этом позже… Но — командуй, говори, я у тебя в гостях, а не ты у меня… Стой, погоди немного, Дигги, позволь уж до конца повиниться пред тобою…