Анна Овчинникова - Лунная девушка

Как далекие, так и близкие звуки проносились лишь по краешку моего сознания, все мои мысли и чувства сосредоточились сейчас на ожидании того момента, когда с меня снимут веревку. Остальные приговоренные смирились со своей участью, но я не дам прикончить себя, как овцу на бойне!

Однако никто не спрашивал на то моего дозволения.

Как только глашатай в алом умолк, настал черед палачей. Оглянувшись, я увидел, что три десятка жилистых полуголых унитов срывают с одних осужденных последнюю одежду, другим спутывают ноги, третьим…

Я рванулся к краю помоста, готовясь совершить прыжок со связанными руками, но лаэтские палачи оказались проворней меня. Все, что я успел сделать, — это пнуть одного из них в живот, прежде чем толстая веревка захлестнула мои голые щиколотки. Вторая веревка рванула меня за шею, я грохнулся спиной на помост.

Дергаясь, словно рыба на льду, в тщетных попытках освободиться, я увидел, как палачи приступили к своей работе.

Крики тех, кому вспарывали животы или рубили руки, смешались с моими собственными дикими криками. На меня брызнула кровь унита, которому отсекли руку, я закрыл глаза и вдруг почувствовал, что мои собственные руки свободны. Вот оно, то мгновение, которого я так ждал!

Но я не смог им воспользоваться.

Раздался протяжный скрежет, петля врезалась мне в горло, прервав крик, задавив дыхание, приподняв меня над помостом. Палачи начали крутить два деревянных ворота, к одному из которых были привязаны мои щиколотки, к другому — шея, — так, словно хотели разорвать меня пополам. Только теперь я понял, почему приговоренным к удушению развязывают руки: со стороны наверняка презабавно было наблюдать, как жертва гирхаты пытается бороться с душащей ее петлей!

Вцепившись в веревку обеими руками, я секунд пять удерживал петлю, не давая ей затянуться, но потом палач налег на рычаг сильней, и мое тело растянулось между двумя воротами, оторвавшись от помоста, превратившись в вибрирующую от боли струну.

Я бился, ломая ногти о жесткие пряди, чувствуя, как голова готова лопнуть от прилившей крови… Воздуха, воздуха! ВОЗДУХА!

В моих ушах грянул гром, перед глазами замелькали красные огни, я почувствовал слабый удар о помост.

Чьи-то руки рывком ослабили петлю у меня под подбородком, я с хриплым стоном глотнул мешанину из режущих льдинок и портновских игл… Каждый вдох причинял мне невыносимую боль, но я хватал ртом воздух с жадностью рыбы, вытащенной из воды…

И тут веревка опять натянулась.

— Нееет!

Это был не мой крик, это вопили те, кого рядом увечили, кромсали, резали, жгли… Но все-таки позволяли дышать!

Я снова лежал на спине, слабо цепляясь за душащую меня веревку, уже не в силах ослабить ее. Это сделали палачи, удар в грудь помог мне судорожно вдохнуть. Шесть раз… Джейми говорил, сильные униты выдерживают такое до шести раз… Но я наверняка не выдержу так долго!

Палачи снова разошлись в разные стороны, один — к вороту у меня в ногах, другой… Не надо, нет!

… После восьмого растягивания я провалился почти на самое дно колодца, наполненного смутными звуками и мелькающими огнями. Меня вытащил оттуда каскад холодной воды, обрушившийся с небес.

Я лежал все на том же проклятом помосте, а рядом по-прежнему звенели истошные крики тех, кому никак не давали умереть. Я не кричал. У меня едва хватало сил на то, чтобы дышать.

Убедившись, что я еще жив, возившиеся со мной палачи отвлеклись на происходящее рядом четвертование и стали заключать друг с другом пари, когда вырубится этот ублюдок: после второй отсеченной ноги или… Наконец палачи вспомнили о своих обязанностях, деловито осмотрели меня и поплевали на руки.

— Ладно, давай кончать. Эта свадьба принцессы загонит меня в Бездну, каждую олу все ведут, ведут и ведут… Откуда в Лаэте берется столько мрази?

Все это происходило не со мной.

Все было нереально.

Нечеловеческие вопли и визг, выплескивающаяся на меня кровь, тяжкие удары, то и дело сотрясающие помост, деловитые голоса палачей…

Только одно было самым настоящим: веревка, снова пережавшая мне горло, вздернувшая в воздух, и муки медленного удушья, выдавливающие глаза из орбит!

— Стойте!

Тонкий крик, донесшийся издалека, так похожий на голос Наа-ее-лаа, тоже не мог быть настоящим…

— Стойте, мерзавцы!

Воздуха! Воздуха! О господи!

В который раз я упал на спину, корчась, дергаясь, обдирая пальцы об удавку на шее… На этот раз палачи не спешили ее ослабить: повернувшись ко мне спиной, они тупо пялились на площадь. Удары топоров и мечей замолкли, только взбесившаяся кровь в моих висках грохотала, отчаянно ища выхода.

Я перевернулся на бок, из последних сил пытаясь ослабить веревку…

Вокруг помоста колыхалась толпа без лиц, просто множество мутных пятен, то и дело сливающихся в одно большое пятно… И сквозь эту муть летел олтон, стремительно взрезая болото безликих фигур, прокладывая себе дорогу к помосту.

— Стойте, волей Высочайшей!

Конец крика утонул в оглушительном громе, под который я начал проваливаться в ничто. Я больше не пытался бороться, я хотел остаться там, откуда меня уже не вытащит никакая веревка…

… Меня вытащил оттуда умоляющий голос, в котором звенели слезы:

— … Джу-лиан!

Нет… Этого не может быть!

Я попытался вдохнуть, но не смог.

— Джулиа-а-а-ан!

Мягкие губы прижались к моим губам, кто-то сделал за меня этот вдох, втолкнув воздух в мои ссохшиеся легкие.

— Вы все пойдете под «колесницу богов»!.. Господи, чей это голос звенит надо мной, такой знакомый, дрожащий от негодования голос?

— Я всех вас отправлю в Бездну, ублюдки! Джу-лиан! Джу-лиан, очнись!

Меня трясли за плечи, щекочущие волосы касались моей щеки, и я наконец понял, кто зовет меня, не желая отпустить во тьму.

— Во имя всех небесных богов, во имя огня, и твердого неба, и благодатной…

Я открыл глаза, и голос Наа-ее-лаа пресекся.

— Джу-лиан…

Еще никогда и ни в чьих глазах я не видел такого сияния, как в устремленных на меня голубых глазах принцессы Лаэте.

— Неела…

Нет, я не смог произнести ее имя, при первой же попытке выдавить малейший звук мое горло перехватило так, словно мне опять набросили на шею удавку.

— Высочайшая, вам лучше отсюда уйти! Над стоящей на коленях Наа-ее-лаа возник высокий седой унит в серебристо-черных доспехах.

— Вам не подобает…

— Молчи! — Наа-ее-лаа продолжала поддерживать мою голову.

— Я позабочусь об Итоне Джу-лиане, — продолжал настаивать седовласый. — А вам не подобает…

— Я сама решу, что мне подобает, Ирч-ди! — Неела резко вскинулась и вдруг, взглянув по сторонам, зажала рот рукой.

Кем бы ни был этот Ирч-ди, он был совершенно прав — принцессе не следовало здесь находиться! Невероятным усилием воли я приподнялся на локте, но Неела уже овладела собой.