Лис Арден - Алмаз темной крови. Песни Драконов

Они шли, как могли быстро, насколько позволяли иссеченные ноги и боль от тонких, длинных ожогов; впереди неслышно шел Хэлдар — почти не веря собственным глазам, он видел то, чего не замечали остальные — едва заметную, слабо светящуюся тропу под ногами. Она вела их сквозь заросли, позволяя оставаться целыми и невредимыми. Вела хитро, сглаживая повороты и минуя развилки, мало того, что безопасная — она была еще и быстрой.

— Ну, вот и пришли.

Все четверо, один за другим, вышли на открытый воздух. Впереди совсем близко неясно темнели очертания деревьев, слышался шум воды, ветерок донес не с чем не сравнимый запах свежей зелени. На усталых, измученных путников повеяло неясной, беспечальной благодатью, вроде той, которую дарят ранние осенние сумерки — все неотложные и важные дела закончены, отдыхай, живущий, набирайся сил… Тихо, умиротворяюще шелестела листва, шелково перешептывались мягкие травы у них под ногами, звезды заглядывали в зеркало маленького озера, а по берегам его уже начинали раскрываться бутоны ночных лилий, выпуская облачка серебристой пыльцы, пахнущей молодым льдом.

— Оазис… — еле слышно прошептал ар-Раби, хватаясь за орка, чтобы не упасть. — Хэлдар, во имя всех богов, почему ты не вел нас с самого начала?!..

…В мире, дитя мое, нет ничего более постоянного, чем то, что все изменчиво. Я так думаю, что ты уже поняла это — на горьком личном опыте; беда только в том, что люди быстро забывают такие уроки или вовсе не осознают их… и тебе придется постигать эти вечные истины снова и снова. И хотя Адхара всегда говорил, что повторение суть мать учения, мне жаль тебя… ибо уж очень болезненны ваши уроки.

Так вот, если случалось такое, что, несмотря на все старания Драконов разогнать пустой воздух Междумирья, Мироздание вдруг застывало в опасном равновесии, — именно тогда в одном из Драконов просыпалась жажда перемен. Он понимал, что исчерпал себя как перводвигатель и строитель врат, и осознавал готовность принять девятую ипостась — стать Мастером, уйти в жизнь. Это решение не было вынужденным, хотя само Мироздание, не терпящее пустоты и постоянства, инициировало его; нет, любой истинный Дракон был счастлив, услышав в себе голос девятой ипостаси.

И он уходил, покидал восьмерку, оставляя преемника. И открывал глаза уже в каком-то из бесчисленных миров, оглядывался с любопытством, брал в руки посох, или меч, или перо, или погремушку — это зависело от воли случая — и отправлялся в путь познания жизни. И как только новый Мастер делал первый шаг, все остальные Мастера, застывшие в нетерпеливом и беспокойном ожидании в самых дальних краях Мироздания, выдыхали с облегчением и возвращались к своим делам. Они терпеть не могли равновесия, оно действовало на них как зудение комара. А первые шаги Мастера были именно тем едва заметным колебанием, вслед за которым обычно следуют великие перемены.

…Еще не спишь? Давай, я поправлю плащ, тебе нельзя мерзнуть. К утру вода спадет, мы спустимся с крыши и я отнесу тебя к воротам монастыря, там найдется, кому о тебе позаботиться. Ну, слушай дальше.

Если Мастер умирал — а это случалось даже с ними — то вся полнота памяти оставалась с ним, когда он просыпался уже в другом мире. Впрочем, ему было совершенно необязательно умирать, чтобы переменить место обитания, он был волен войти в любой из миров, закрытых или открытых, неся с собой то, что кратко живущие называют волей судьбы. Мастер узнавал эту самую судьбу, какие бы обличья она не принимала — короля, мага, воителя… или беспомощной девчонки, барахтающейся в ледяной воде наводнения. Его делом было… ну, например, вытащить уже захлебнувшуюся девчонку, растереть шерстяной рукавицей, закутать в плащ и переждать рядом до утра, чтобы ей не было страшно и одиноко; а чтобы она не так скучала, рассказывать ей сказки…

Странствия Мастера длились целые эоны времени, но бесконечными все же не были. Наступал момент, когда он, познавший все в мире, становился готов стать самим миром. Он принимал последнюю смерть в одном из обличий, и вместо нового пробуждения возвращался к своей прежней драконьей ипостаси — становился Темным Драконом. Не Черным, не Бесцветным — именно Темным, чья темнота поглощает все цвета, как поглощает мать-земля тела умерших. Размерами он превосходил своих Истинных собратьев так же, как они превосходят обычную виверну. Темный Дракон удалялся подальше от обитаемых миров, и обретал покой. Он спал и грезил о всех чудесах жизни, которым был сам свидетель, и о тех, время которых еще не пришло. И он исчезал, истаивал, рассыпался во прах, и мельчайшие частички этого праха великий Ветер нес и рассеивал в легком воздухе Междумирья, наполняя его и избавляя от пустоты. Все, что только было в Мироздании, все было создано из праха Темных Драконов. Ну вот, ты и уснула наконец…

— Не-а… — она разлепила пересохшие губы, облизнула их. — Какая интересная сказка. Только очень сложная. Спасибо тебе…

— За что? — прищуренные серые глаза вспыхивают улыбкой. — За то, что я подарил этому миру немного надежды? Или за то, что уступил тебе теплый плащ?

— За сказку. — Она закашлялась, завозилась под плащом. — Если не забуду, буду ее детям рассказывать.

— Ишь, чего захотела. К утру ты ни слова не вспомнишь. Забудешь все, даже мое имя. И если доведется нам повстречаться, ты посмотришь в мою сторону своими замшевыми серыми глазами, мило улыбнешься и спросишь — не знаете, кто это?

— Конечно, спрошу. Сам-то ты мне своего имени так и не назвал.

— Неужели? — он тихо смеется и плотнее укутывает ее плащом. — Неужели не назвал?

— …Так они и лежат. И давай уже решать, что делать будем. — Амариллис закончила рассказывать Чиро о произошедшем и выжидающе смотрела на эллила.

— Ну и дела. — Эллил покачал головой. — Откуда же мне знать? Не сердись, Ами, я и впрямь мало что смыслю в здешнем устройстве. Вот Фолькет, тот да…

— Ну, от него сейчас мало проку. Успокойся. Ты здесь испокон веку живешь, не может быть, чтобы ничего не знал.

— Ты права. — Чиро вскочил на ноги, снова сел и снова вскочил. — Итак, с чего начнем?

Как только Амариллис убедилась в том, что ни Гарма, ни Фолькета ей не разбудить, она покинула покои Восточных Врат и поспешила найти сына, игравшего под присмотром Чиро в доме эллилов. Схватив мальчика в охапку, она долго простояла так, зарывшись носом в его волосы, покачивая его легкое тело. Судри, видимо почувствовав серьезность момента, прижался к ней и — как всегда, когда они были вместе — Амариллис почувствовала себя защищенной и сильной. Эллил не мешал им, хотя сам был изрядно взволнован, ибо уже не раз видел, чем заканчивались попытки Гарма открыть Восточные Врата, и полынный запах крови был ему слишком хорошо знаком. Но он терпеливо дождался, пока Амариллис успокоится, отпустит мальчика бегать и присядет на траву. Сев напротив, он протянул ей чашу с родниковой водой — а вода в роднике эллилов была на редкость вкусна и пахла зелеными яблоками, — и приготовился слушать. Не вдаваясь в подробности своих собственных переживаний, девушка рассказала Чиро обо всем произошедшем. Посоветовавшись, они согласились, что не будут трогать Гарма и его привратника; Чиро с помощью сородичей решил принести в покои пару низких легких деревянных кроватей, чтобы богу и цвергу спалось спокойнее и уютнее. Гораздо сложнее было придумать, что же делать с куполом, защищавшем личный оазис Гарма.