Анатолий Нейтак - Мечтатель

Та рука чужака, что держалась за пояс, ткнула его освобождённым пальцем в грудь.

— Иан'падаван, — сказал он с каким-то диковинным горловым акцентом. Затем, опустив руку так, чтобы было видно пустую ладонь, быстро произнёс нечто ещё менее понятное и склонил голову набок, словно ожидая чего-то.

Людей у костра оказалось четверо. И все разные.

Приземлившись, я остановился. Сосредоточился так сильно, как только мог, чтобы изучить их дальним взором мага. Это оказалось… поучительно.

В витальных спектрах первый из четырёх, самый сильный, выглядел этакой каплей ртути. Неподвижной, но готовой в один момент перекатиться куда-нибудь вбок и увесистой, как то и положено ртути. Он, единственный, лежал без движения — наверно, спал, хотя определить это с точностью по состоянию «ци» за целый километр я не мог. Второй походил не на ртуть, а на жидкое олово. Третий — на большую каплю густого жира. Четвёртый — на каплю растительного масла, поменьше и полегче всех прочих. Уж не знаю, откуда взялись именно такие ассоциации, но ощущались первые разумные существа, встреченные мной в новом мире, именно так.

В «эмоциональном» спектре, то бишь в «зрении», нацеленном на состояние нервной системы, всё изменилось. Первый действительно спал, второй, «оловянный», настороженно и раздражённо зыркал по сторонам, исполняя обязанности дозорного, третий пребывал на грани транса, четвёртый нервничал и старательно это скрывал.

Ну а ещё «выше» по лестнице магического восприятия первый из четвёрки как будто бы слегка светился, второй походил на задушенный пеплом уголёк, а два оставшихся оказались до странности схожи — как два облачка тумана.

Интересно.

Тем интереснее, что я неким образом точно знал: все четверо — во-первых, люди, а во-вторых, мужчины. Или правильнее сказать — не знал, а чуял? Вот только как?

Ну да не важно.

Старательно сделав морду лица попроще, я пошагал к их костру, ориентируясь в основном по мягкому свечению первого из четвёрки. Его я на таком расстоянии «видел» и без особых дополнительных усилий, конечно, если правильно сфокусировать аурное зрение. А эта самая фокусировка давалась мне всё легче и вскоре обещала стать естественной, как дыхание.

Кстати, когда я увидел четвёрку глазами (чуть раньше, чем второй из них, дозорный, увидел меня и поднял тревогу), то сильно удивился. Первый, переполненный жизненной энергией обладатель сияющего сознания, оказался щуплым подростком лет примерно восемнадцати с виду, да и то казался моложе из-за малого роста и какой-то нервической суетливости. Второй — глядящий с недоброй прицельностью лучник — оказался бородачом, заросшим курчавым чёрным волосом, с широченными плечами и лбом, перепаханным четырьмя параллельными рубцами. Это его что, когтями так? Гм. Третий — полноватый и рыхлый, рыжеусый, одетый точно так же, как четвёртый — в пухлую ватную куртку (кажется, такая фигня зовётся поддоспешником), широкие штаны и высокие, до колена, бесформенные сапоги. Кстати, первый носил какую-то рясу, подпоясанную грубой верёвкой, и смахивал на монаха, а второй мог похвастать кожаными штанами и кожаной же безрукавкой на голое тело.

Ах да, четвёртый. Этому не хватало только штампа на лобешнике с вердиктом «мелкий урка Шестерёнкин». Я пригляделся к нему позже и большого удовольствия от осмотра не получил. Плюгавый, прыщавая морда выбрита, но недостаточно тщательно, нос красноват для двадцатилетки, да ещё и сломан до кучи. При моём появлении напялил кирасу из многослойной варёной кожи и кожаный же шлем. Однако же лишь этот уголовный элемент и третий, который рыжеус, имели на вооружении тесаки типа укороченных мечей, двое остальных обходились длинными ножами, а лучник для комплекта имел ещё и кинжал для ближнего боя.

Гм. И кто это такие? Дезертиры? Охотники? Разбойники? А фиг их знает. Ладно, по ходу дела разберусь. Вот подросток забормотал, для аурного зрения вспыхивая заметно ярче — колдует? Чуть отстав, рыжеус выпалил что-то замысловатое, вдобавок наставив на меня свой ковыряльник — по интонации судя, требует назвать имя, регистрационный номер части, национальность и группу крови. А также предлагает чистосердечно признаться в шпионаже на княжество Монако и все три прибалтийские республики чохом.

Только шиш я вам так вот просто выдам секретный пароль и явки с адресом радистки Кэт. Много чести — всяким мутным типам, вдобавок немытым и агрессивным, представляться своим настоящим именем. Только напрямую врать тоже стрёмно, так что…

Тыкнул пальцем в грудь, самоназвался:

— Young padavan. С глубоким прискорбием должен сознаться почтеннейшим сеньорам, что ни фигасеньки из ваших речений не понимаю, что нисколько не удивительно, ибо попаданец еси.

И стал ждать реакции своей аудитории в полной готовности выставить форсшилд, а также слегка подстегнув темп работы нервной системы. Просто на всякий случай.

— Анира, что чуешь? — потребовал брат Сульхасий.

— Это человек.

— Точно? А как насчёт меток незримых? Может, это беглый маг?

— Не высвечиваются на нём метки. Как я Святую Бодрость подготовил, — первым делом проверил его Малым Светом Истины, почтенный брат. И магии я в нём не чую… по крайности, нашей магии — человечьей, дозволенной.

— А недозволенную, значит, чуешь?

— Не-а, почтенный брат. Нету в нём ничего такого. Хотя…

— Говори яснее, чудотворец-недоделка!

— Вроде бы какая-то сила в нём есть. Только никак не пойму, какая. Велите сотворить Средний Свет Истины? Может, тогда прояснится чего…

Это-то и так ясно, что «какой-то» силой чужак пользуется, подумал Ухобой, покуда орденец обдумывал предложение мага. Иначе не стоял бы здесь с таким видом, словно вокруг него весь мир крутится.

— Не надо пока ничего творить, — решил Сульхасий, — Мирг! Ты вроде Охотник опытный. Не понял, по-каковски он тут сейчас болтал?

— Нет. Могу сказать, что это не речь северян, не суржик зеленокожих, не чириканье тех, что с востока, не хальфин-йар и не хальфин-мойт. Определённо, не гномский и не эльфийский. На островные диалекты тоже вроде не похоже, хотя за это уже не поручусь: где мы и где те острова? И имя такое, если это вообще имя — Иан'падаван — я никогда слыхом не слыхивал.

Некоторое время Мирг Ухобой и чужак дружно развлекались, пытаясь вспомнить как можно больше знакомых, полузнакомых и краем уха слышанных языков. Правда, чужак сдулся, использовав всего четыре языка, да и то с таким видом, словно вовсе не ждал, что его поймут. А вот Охотник перебрал, пожалуй, с дюжину разных наречий, начиная с варрэйского, прежде чем сдался, умолкая. Подхватив эстафету, брат Сульхасий без особых надежд испробовал священный, раннеимперский и позднеимперский, но чужак отнёсся к мёртвым языкам ровно так же, как к живым — без проблеска понимания.